Поделиться

Известный эксперт по Северному Кавказу и бизнес-консультант полагает, что основная причина нерешённости многих проблем региона – отсутствие критической массы компетентных чиновников на уровне субъектов федерации. Это не позволяет использовать те возможности по интеграции в мировую экономику, которые сегодня есть у Северного Кавказа в АПК, строительстве, туризме и других отраслях

Фигура Шамиля Бено стоит особняком среди российских экспертов-кавказоведов – слишком уж нетипичный жизненный опыт у этого человека. Бено родился в чеченской семье, которая ещё в царскую эпоху эмигрировала на Ближний Восток; его отец служил в МИДе Иордании. В 1970 году семья решает вернуться на родину и переезжает в Грозный; в Советском Союзе Шамиль Бено учится на историческом факультете Чечено-Ингушского государственного университета и в аспирантуре Института востоковедения АН СССР. Распад СССР открывает перед ним политическую карьеру – в 1991 году он возглавляет министерство иностранных дел самопровозглашённой Чеченской республики Ичкерии, но год спустя покидает этот пост из-за противоречий с окружением Джохара Дудаева. Во время второй чеченской войны Бено становится представителем Ахмата Кадырова в Москве, затем занимается общественной работой в качестве директора Фонда поддержки демократии и социального прогресса и вице-президента движения «Российское исламское наследие». А в деловой сфере он известен как консультант ряда бизнес-проектов, в том числе первого крупного инновационного проекта в Чечне – технопарка строительных материалов «Казбек». Шамиль Бено всегда был известен как человек с нетипичными взглядами на многие проблемы, и в интервью «Эксперту ЮГ» он подтвердил это реноме.

Экспортное окно для Кавказа

— Сегодня, четыре года спустя образования СКФО, всё больше говорится о том, что механизмы развития экономики, которые при этом предполагалось запустить, так и не заработали. В чём, на ваш взгляд, основные причины этого?

— Есть две проблемы. Первая – компетенция чиновников, вторая – финансовое сопровождение. И если финансовые инструменты можно создавать или привлекать, то с компетенцией чиновников проблема на нынешнем уровне абсолютно нерешаема. Мне кажется, что и руководство регионов, и окружные власти недостаточно внимания уделяют тем возможностям, которые предоставляют географическое положение, природные ресурсы и способности населения не только Северного Кавказа, но и юга России в целом.В первую очередь остаётся невостребованной экспортная ориентация предприятий региона. Основной статьей нашего экспорта должна быть продукция сельского хозяйства. По овцеводству, например, мы пока не в силах соперничать с Австралией, но вклад в продовольственную безопасность и юга России, и арабских стран, и Ближнего Востока мы внести можем.

— Когда составлялась стратегия развития СКФО, много говорилось об интеграции экономики регионов Северного Кавказа в российское экономическое пространство. Получается, надо было сразу говорить об интеграции в мировую экономику?

— Российская экономика интегрируется в мировую, мы вошли в ВТО, российские компании очень успешно конкурируют на многих рынках. Что нам мешает интегрироваться в экономику близлежащих регионов? У наших производителей есть конкурентные преимущества по сравнению с теми регионами, которые расположены к югу от Кавказа, – нормальная земля и избыток рабочей силы. Есть понимание того, как юг России может стать основным поставщиком продовольствия и участником программ обеспечения продовольственной безопасности в арабских странах. Схема работы понятна, но нет организации и понимания того, как всё это можно запустить и профинансировать, и того, каких компетенций недостаточно. Беда в том, что чиновники не видят себя ответственными за результаты своей деятельности. Вот пример из жизни нашей республики. В той сфере, которую Рамзан Ахматович контролирует сам, а именно в вопросах безопасности, проблемы полностью решены – у нас действительно самый безопасный регион в мире. Но в тех вопросах, которые необходимо решать на уровне правительства республики и федерального округа, компетенций очевидно не хватает.При главе республики создан совет по инвестициям, но там от силы два или три человека знают, что такое инвестиции, не говоря уже о проектном управлении. В итоге процесс становления реального сектора экономики не сдвигается с мёртвой точки, и я не видел ни одного документа, направленного на имя главы республики, где анализировалось бы, почему так происходит.

— Как можно переломить эту ситуацию?

— Проекты в реальной экономике работают, когда вся система функционирует нормально. Например, в Чечне вся система заточена на решения Рамзана Ахматовича. При всей своей трудоспособности он не везде успевает, а многие чиновники не хотят брать ответственность на себя. Должна быть чёткая система делегирования полномочий. Думаю, что аппарату главы республики стоило бы привлечь какую-то экспертную группу, чтобы посмотреть, что происходит и что можно сделать. Не надо стесняться приглашать экспертов, должен работать принцип: одна голова хорошо, а две лучше. Но у нас пока ни в одном ведомстве нет нанятого классного эксперта – ребята как бы сами всё знают и понимают. В результате мы сегодня пытаемся решать проблемы, изобретая велосипед, на котором остальные уже давно отъездили. Поэтому первым делом нужно провести ликбез в сфере системного мышления. Линейность мышления мешает очень сильно, и это, кстати, идёт от образования. Позднесоветская система аналитики строилась на линейном анализе: реки Сибири повернём на юг – будет больше хлопка. А что там ещё произойдёт – неважно. А это приводит к плачевным последствиям.

— Вы можете лично способствовать созданию экспертных групп, о которых говорите?

— Ещё в 2006 году я предлагал создать экспертную структуру, куда могли бы войти такие лица, как, скажем, иорданский принц Хасан, который долгое время был президентом Римского клуба. Люди такого уровня согласились бы участвовать – они привыкли к тому, что есть такое дело, как общественное служение. К тому же не обязательно их собирать вместе – такие советы действуют в режиме онлайн, туда можно направлять проекты решения тех или иных вопросов, и пусть они высказывают свое мнение. Но я вижу, что на уровне регионов экспертиза и аналитика не востребованы изначально. Единственный пример – Рамазан Абдулатипов недавно создал в Дагестане стратегический совет. Это хорошая идея, но туда вошли только дагестанские олигархи, им такой совет не нужен.

— Если вернуться к экспортным возможностям для экономики Северного Кавказа, какие реальные шаги по выходу на внешние рынки вы можете предложить?

— В прошлом году в рамках встречи Российско-арабского делового совета в Джидде я представил презентацию возможностей Северного Кавказа только в овцеводстве. После окончания встречи семь крупнейших импортёров из западной части Саудовской Аравии подписали меморандум о взаимопонимании. На федеральном уровне я встретился с департаментом животноводства и племенного хозяйства Минсельхоза, там приняли эту инициативу на ура. Но на уровне субъектов – никаких встречных действий.

Ещё одна возможность – экспорт промышленной продукции, в частности, лесопереработки. В Италии на входе кавказские породы древесины стоят 300-350 евро за кубометр, на выходе – 1200-1400 евро. Что нам мешает работать в этом направлении? У нас в республике 20 тысяч кубов леса в год, из них готовая продукция выходит процентов на 40 второго сорта и процентов на 10 – первого сорта.

Строительство – вы знаете, что ещё в советское время чеченцы и ингуши строили во всём Союзе, опыт и компетенции есть. Сейчас реализуется огромная программа строительства жилья социального найма в Алжире, до 2020 года там надо возвести три миллиона единиц жилья, каждая не менее 75 квадратных метров. Профицит бюджета в Алжире очень серьезный, а свои мощности не позволяют осилить такие объёмы – и это возможность для нашего бизнеса. Сегодня вполне реально создать консорциум строительных компаний Северного Кавказа, объединиться с конструкторскими и архитектурными бюро в Москве и получать подряды в Алжире не менее чем на 80 миллиардов рублей. Это что, маленькие деньги?

Дефицит компетенций

— Как вы оцениваете работу полпредства в СКФО? При образовании округа предполагалось, что именно эта структура займётся экономической повесткой Северного Кавказа, при этом делался особый акцент на менеджерских качествах Александра Хлопонина.

— Мне кажется, что Хлопонин и его команда как раз и несут ответственность за то, что округ развивается медленно. Скажем, только сейчас худо-бедно появился сайт инвестиционных площадок по субъектам, но качество представленных материалов оставляет желать лучшего. Корпорация развития Северного Кавказа входит только в те проекты, которые готовы. На Ставрополье они работают нормально, но там и так система была более или менее выстроена. Но я не знаю ни одного случая, чтобы сотрудники корпорации приехали в Чечню, Ингушетию или Дагестан, собрали всех заинтересованных лиц и провели хотя бы ликбез по вопросу, что такое проектный менеджмент. Почему тому же Хлопонину не создать структуру по поддержке экспортного потенциала кавказских компаний? У него есть для этого административный ресурс. Он не должен сидеть ночами и сам что-то сочинять – надо просто создать условия. А это элементарно – посмотреть на проблему, дать аппарату поручение подобрать квалифицированных экспертов, изучить, с чем это едят. А так они, не зная блюда, пытаются его кушать.

— Здесь я бы выступил в защиту полпреда, потому что его команда оказалась в положении той самой советской продавщицы: вас много, а я одна. Слишком много времени нужно было, чтобы вникнуть в происходящее в регионе.

— Я говорю о тех вещах, которые не требуют значительных усилий и понятны менеджеру среднего уровня, – это, например, наличие доступной информации. Года полтора назад я консультировал создание в Чечне кондитерской фабрики в рамках программы госгарантий и искал поставщиков услуг на юге России. Я потратил больше недели, чтобы их найти, потом мне это надоело, и я написал в полпредство – чем вы там занимаетесь? Создайте хотя бы общий сайт, где такая информация была бы собрана по рубрикам. Что им мешает, при их-то бюджетах? Это же элементарная вещь. Я уже не говорю о стратегии развития – с нею, наоборот, поспешили. Как можно было для такого региона её разработать за полгода?

— Это, видимо, результат нашей российской сверхцентрализации: создали новый округ – вынь да положь стратегию.

— А кто мешал Александру Геннадиевичу пойти к Владимиру Владимировичу и объяснить, что для такого региона надо сначала провести глубокие полевые исследования и только потом предлагать какую-то стратегию? В результате у нас ни население, ни бизнес присутствия окружных структур не чувствуют.

— А в каких ощущениях эта реальность должна даваться?

— Хотя бы в информационном пространстве. Но мне кажется, что чиновники округа вообще не знают, что такое информационная политика.А градус антикавказских настроений в обществе тем временем многократно вырос, и это в том числе результат прямого бездействия полпредства.

— Тем не менее, за последние два-три года в СКФО началась реализация ряда крупных инвестпроектов в реальном секторе экономики. Вы можете оценить их перспективы?

— Я могу говорить только о тех проектах, в которых сам участвовал. Ещё в 2008 году, когда я возвращался в Чечню из Москвы, я предложил большой проект, направленный на то, чтобы снизить риски республики в условиях завершения ФЦП по социально-экономическому развитию республики в 2012 году. Проект предполагал создание в республике технопарка промышленности строительных материалов: сфера строительства у нас была развита ещё в советские времена, есть кадры – это в основном сельская Чечня. Почему наше конкурентное преимущество не использовать? Для реализации проекта нужны были партнёры с деньгами, и я их нашёл. Основным партнёром выступил мой односельчанин, руководитель фирмы «Казбек», он предложил собственные средства – порядка 500 миллионов рублей. А я договорился ещё и с германской фирмой, поставщиком оборудования, что они входят в проект в качестве прямого инвестора: во время кризиса им надо было это оборудование как-то продавать, так что можно было пойти на такой риск, как вложения в Чечню. Такое было впервые в истории Чечни – соглашение на 3 миллиона евро прямых инвестиций, более 10 процентов от собственных средств организаторов проекта. Напомню, это был 2008 год. Но проект до сих пор не запущен – только в конце прошлого года подписано кредитное соглашение с Внешэкономбанком. Проект тормозится из-за отсутствия компетенций, и сейчас я ищу способ донести информацию об этом до главы республики. Причём аналогичных проектов много, просто нужны компетенции для их реализации. Это только в новостях можно говорить, что инвесторы проявляют интерес, но проявить интерес отнюдь не означает дать деньги.

Чеченские мотивы

— Насколько серьёзно, по вашей оценке, уже сказались риски, связанные с недавним прекращением ФЦП по социально-экономическому развитию Чечни? Это, кажется, сейчас основная головная боль чиновников в республике.

— Сейчас эти угрозы вовсю проявились. Завершение ФЦП, по моим подсчётам, создавало риск снижения ВРП республики не менее чем на 6-8 процентов и увеличение безработицы примерно на 20 тысяч человек – с учётом смежных отраслей. Я думаю, что удар был сильнее, просто он нигде не отражён – тут можно вспомнить высказывание про ложь, наглую ложь и статистику.

— Руководство Чечни активно продвигает идею развития туризма в республике. Вы, помнится, как-то говорили, что чеченцы – не «сервисная» нация, поэтому в этой области сложно рассчитывать на успех. Может быть, есть смысл делать ставку на коттеджный туризм, который не требует сервиса в привычном смысле?

—Конечно, надо развивать самостоятельный семейный отдых, я об этом не раз говорил. Сегодня только страны Персидского залива за счёт семейного туризма с учётом исламофобии в Европе могут сюда ввозить не менее 2-3 миллиардов долларов в год. Саудовские семьи, например, в год тратят около 25-30 миллиардов долларов, они бегут от летней жары – вот и надо их сюда привлекать. Это как раз в русле того, что говорил Путин: Россия – это место, где встречаются Запад и Восток, и мусульмане должны быть проводниками интересов страны, дверью в арабский мир. Владимир Владимирович говорит, что мусульмане в России должны являться мостом диалога культур, а мы рассматриваем мусульманскую общину страны как проблему. А почему бы её не превратить в конкурентное преимущество?

— Как вы думаете, в чеченском обществе уже сложилось общепринятое мнение по поводу событий девяностых годов?

— Конечно, все прекрасно понимают, что это была не просто ошибка, а преступление со стороны тех лидеров, которые довели ситуацию до войны. Конечно, для объективной оценки прошло мало времени. Но у всех есть однозначное понимание, что чеченцы хотят мира, устойчивой ситуации в России – нестабильность бьёт прежде всего по чеченцам. Когда проводился референдум о статусе республики, чеченцы говорили: оставьте нас в покое. Потом люди поняли, что нас от России ничего не отделяет и не отличает. Наш кризис был феноменальным. История не знает случаев, когда распад общества достиг такой глубины, фактически ни один институт не функционировал, за исключением двух – базара и семьи. В этих условиях нужно было остановить насилие, и Рамзан Ахматович здесь состоялся как военно-политический менеджер – если бы за это давали Нобелевскую премию, он был бы первым кандидатом. Наше подрастающее поколение не видит последствий войны, это главное. Другое дело, насколько адекватно федеральный центр понимает потребности региона.

Ответы на вызов кавказофобии

— Что, на ваш взгляд, государство должно делать для преодоления нарастающего отторжения Кавказа в российском обществе?

— Мне кажется, что эта межнациональная истерия может быть исключена при одном условии – нужно наполнить федерализм реальным содержанием. Власть одинаково относится ко всем, в особенности силовые структуры и в первую очередь полиция. Те проявления кавказофобии, которые есть в регионах, сходят с рук благодаря правоохранительным органам. Кавказцы – ангелы? Конечно, нет. А кто ангел? Но почему в Иордании не было «арабской весны», хотя проблем там больше, чем в других арабских странах – безработица, нехватка ресурсов, слабая экономика? Потому что иорданскими спецслужбами ни одного человека не замучено и не убито, хотя там палестинские беженцы и радикалы всех мастей. Хоронить короля Иордании Хуссейна приехал весь мир – потому что он умел решать проблемы и быть посредником во многих международных делах. Если вернуться к Кавказу, то кавказцы как любые горцы очень восприимчивы к несправедливости. И в то же время с горцами очень легко договориться – легче нет ничего. Но и сохранять договорённости тоже надо.

— В российском обществе сегодня вообще налицо мощный запрос на справедливость. Может быть, это и есть искомая точка для преодоления кавказофобии?

— Я бы говорил шире: вообще вся сфера, которая касается эмоций и эмоционального комфорта, это серьёзная тема для объединения на постсоветском пространстве. Все мы воспитывались в рамках определённой идеологии, и преодоление лицемерия является для нашего общества наиболее насущной проблемой. Анжела Дэвис сказала о нас так: удивительное общество – все вместе за, а по отдельности против. Мы не говорим в лицо то, что думаем, а это всегда порождает проблемы на личностном уровне. И вторая проблема: передатчик у нас настроен очень серьёзно, а приёмник не работает. Мы не слышим друг друга, каждый увлекается тем, что сам говорит.

— Вот и ответ на вопрос, зачем на Кавказе туристы: эмоции – это в наши дни дефицитный продукт, а на Кавказе с этим пока всё в порядке.

— И это касается не только туризма. Кавказу есть что предложить миру, но мы можем как оказаться на периферии, так и наполнить реальным содержанием тезис о том, что Россия – это место, где встречаются Запад и Восток. Эта мысль имеет под собой мощное основание. Почему его не наполнить реальным содержанием, программами, проектами?

— Можете привести примеры?

— Когда Россию и Чечню стали критиковать из-за ситуации с правами человека, я предложил советнику Кадырова переходить от обороны к нападению – давайте сделаем программу по предоставлению социального и психологического убежища тем, кого отвергает западное общество. Московские СМИ с гордостью пишут о том, что где-то предоставили равные права геям или легализовали проституцию. А кто знает, что происходит с проститутками, когда они достигают нерабочего возраста? Кто отслеживал судьбу этих бездетных и никому не нужных женщин? Вот и давайте пригласим двух-трёх из них. Почему только один Депардьё?

— Не так давно по инициативе администрации президента был создан Центр современной кавказской политики, который призван объединить экспертов-кавказоведов. Какой, по вашему мнению, должна быть актуальная повестка сегодняшних исследований в сфере кавказоведения?

— Я думаю, вначале необходимы описательные работы и включённые в них социологические исследования двух-трех сфер – например, горной и равнинной части Кавказа. У нас пока нет объективного научного описания – есть эмоционально-оценочные. А нужно знать, допустим, как живет конкретный человек в городе Грозном, получить описание повседневного бытия и мышления. И только на основе этого можно делать обобщающий анализ. Я думал, что при создании СКФО организуют специальную экспедицию, которая год-два потратит на такие исследования. По этой схеме, к примеру, пошли в Иордании – там на основании таких исследований удалось интегрировать в общество такое количество беженцев, которое превышало население страны. А оценки результатов описательной части пусть дают аналитики, они будут выделять тренды.

— Сегодня таких аналитиков довольно много, их имена хорошо известны из прессы. Вы высоко оцениваете их экспертный потенциал?

— Под аналитиками я имел в виду экспертов. А тех, кто сегодня не сходит с телеэкранов, я называю говорунами – они могут о чём угодно говорить, противореча сами себе. Со многими из них я общался – это работа такая, они за это деньги получают. Им ведь всё равно, о чём они на всю страну заявляют под маркой аналитики, они не думают о последствиях, а потом и сами забывают, что сказали. Это поточное производство.

— А себя вы относите к экспертам-кавказоведам? Каково ваше место в этом поле?

— Мне кажется, что понимание России и Кавказа у меня есть. А место на поле – политическое прогнозирование. Пока у меня неутешительный прогноз. Прежде всего – из-за проблем с компетенцией чиновников регионального уровня. Эта проблема, помноженная на отсутствие функционирующего местного самоуправления, не позволит в обозримом будущем вывести Северный Кавказ на путь устойчивого развития. Я не считаю, что мы хуже других, я патриот и хочу с гордо поднятой головой ходить по всему миру. Но реализация, исполнение задуманного у нас – хуже некуда.