Режим прекращения огня в Донбассе, официально вступивший в силу 15 февраля, начинает действовать – вот уже несколько дней, по словам местных жителей, здесь «почти не бомбят». Впрочем, Донбасс большой, и если в том же Луганске идет внешне почти мирная жизнь, то в Горловке или Первомайске даже в режиме перемирия находиться может быть довольно опасно. Корреспондент «Эксперта Юг» проехал по нескольким городам юго-востока Украины вместе с добровольческим отрядом, занимающимся эвакуацией местных жителей и доставкой гуманитарной помощи тем, кто оказался не готов уезжать.

«Мой город. Моя республика»

«Внимание, блокпост!», – передает водителю идущего за нами микроавтобуса Константин, отвечающий за безопасность маленького добровольческого отряда. Он и несколько бойцов должны обеспечивать защиту в случае возникновения «нештатной» ситуации. Впрочем, полностью «гражданских» в этом отряде нет вовсе. Два журналиста – я и мой коллега, работающий на сразу несколько интернет-СМИ – не в счет.

– Перед блокпостом камеры убираем, ничего не фотографируем!, – это приказ уже нам.

– А почему? Это ведь ополченский блокпост?

– Ополченский!.. Никогда не знаешь, ополченский он или чей...

– Бывает, что подъезжаем – а там «укропы» сидят, – включается в разговор Алексей Смирнов, инициатор миссии по вывозу беженцев из Донбасса в Ростовскую область ( интервью с ним опубликовано на сайте expertsouth.ru). – Один раз вот так не сразу поняли, что блокпост – не наш, поехали. За нами их БТР гнался до следующего блокпоста – там уже его ополченцы задержали – со своими БТРами.

Легок на помине, навстречу нам выворачивает БТР. За ним идут танки и другая тяжелая техника. Они движутся вглубь территории, контролируемой ополченцами – от линии фронта. Вот так, стало быть, выглядит «отвод тяжелого вооружения с линии разграничения»?

«Это они от Дебальцево отходят? – Ну, а ты как думаешь?», – переговариваются бойцы в нашей машине.

Местные жители в перемирие на Донбассе как-то не очень верят. Во всяком случае, в настоящее, долгое перемирие: «Да сколько уже из было, перемирий этих! Раз пятнадцать разные договоренности подписывали, а толку что?».




Правда, сейчас вот уже несколько дней здесь несколько тише обычного. Например, в Луганске, над которым чуть больше недели назад полыхали вспышки от залпов орудий, и вовсе не сразу заметно, что где-то рядом идет война. Разве что транспорта на улицах совсем мало, да по вечерам половина окон в домах так и остаются темными. Днем же люди спешат по своим делам, работают магазины, мамы и бабушки гуляют с малышами. Пока мы собираемся в дорогу, загружая в машины все необходимое, из подъезда выходит компания подростков – ребятам лет по 12-13.

– Ну что, ребята, не бомбили вас сегодня?

– Неа! Вообще сегодня не бомбили! Уже с позавчера тихо! – охотно отвечают дети. – Потому что перемирие же, слышали?!

Еще одна особенность Луганска – в городе практически нет рекламных щитов. Точнее, сами щиты, конечно, есть – только в большинстве своем пустые. Ближе к центру города попадаются яркие «социальные» баннеры: «Мой дом. Мой город. Моя республика», «Мир Луганщине!» и «Все на референдум!». Последний слоган встречается и просто на стенах домов – написанный краской или просто мелом.

Когда Луганск остается позади, картина меняется. Все чаще попадаются полуразрушенные строения и говорящие сами за себя надписи: «Стоп, фашизм!», «Слава ЛНР!», и даже «Русские не сдаются», написанное почему-то через «з».

Мы подъезжаем к очередному блокпосту. На обочине – самодельные «таблички» из картонных ящиков с короткой надписью: «Мины!». Сразу за обочиной – редкий строй деревьев, за ними – замерзшее озеро, на озере у проруби сидит мужик и ловит рыбу. У меня, видимо, делается очень удивленное лицо, потому мне тут же поясняют: «Ну а что ты хочешь? Такая вот война. И на войне люди живут».

Отряд «Ангел»

На одном из наших микроавтобусов красуется эмблема – «Отряд Ангел». Название, что называется, прилипло само – в «ангелы» Алексея Смирнова и его товарищей записали восторженные пользователи социальных сетей, сопровождающие каждый пост об эвакуированных беженцах длинным хвостом комментариев, в которых это слово употребляется почему-то чаще других. Сначала Алексей честно сопротивлялся, а потом однажды написал – «Если надо, значит, будем ангелами!».

Сейчас в отряде десять человек. Большинство – бывшие шахтеры, прежде не державшие в руках оружия. Вот разве что Константин со звучным позывным «Мясник» – бывший военный, давно вышедший в отставку.

– У меня дом в Хабаровске, я вообще мог отсюда сразу уехать! Брат вот уехал, сказал, что это не его война, – «взрывается» он в ответ на вопрос: неужели не навоевался за всю жизнь?
– А почему Вы тогда не уехали?

– А потому что у меня дети здесь! Они здесь родились и никуда уезжать не хотят!

– И как Вы думаете, надолго это здесь? Что нужно Донбассу, чтобы прекратилась война? Есть какие-то условия, при которых Донбасс может остаться в составе Украины?

– Уже нет, – отрезает Константин. – Теперь людям можно хоть золотые горы обещать – никто в Украине не остается. Слишком много народу тут положили. Никто этого не забудет. Я одно могу сказать – Донбасс в состоянии жить и обеспечивать себя сам. Здесь большие пахотные площади, здесь есть свой газ, свои заводы. Но при этом нам необходимы экономические связи с Россией. Вся экономика Донбасса, все предприятия были изначально «заточены» на то, что мы будем всегда с Россией. Переделать это нельзя.

– Что ж вы тогда одновременно с Крымом референдум не провели? Может, получилось бы, как у них, без войны?

– Да не в том дело, когда был референдум! А в том, что в Крыму было военное присутствие России. Там стояла российская армия, которая не дала развить конфликта, просто блокировав украинские военные объекты. У нас было по-другому.

…Они познакомились в августе, когда волонтер Смирнов, который вез людям гуманитарную помощь, вместе с ополченцами оказался в окружении под Новосветловкой.

– Мне дали пулемет, провели инструктаж, дали позывной – Режиссер (в жизни «до Донбасса» Алексей – действительно кинорежиссер), и сказали – будешь стрелять, потому что будут стрелять в тебя. С тех пор мы дружим, – рассказывает Смирнов.

Мы как раз проезжаем ту самую Новосветловку. Дорога – в огромных выбоинах от снарядов, стены домов изрешечены осколками. – Тут страшное было. Вон, видишь церковь – туда «укропы» согнали женщин с детьми, заставили встать на колени и молиться за них. А потом погнали впереди себя по растяжкам.

– Это тебе кто-то рассказывал?

– Это я сам тут был…



Очередной блокпост перед Харцызском. Вместо флага самопровозглашенной республики – черно-оранжевое полотнище – георгиевская лента. Это красиво. Тут нас останавливают, спрашивают – кто такие и куда едем.

– Едем за гражданскими – женщины и дети, эвакуация, – коротко докладывает Смирнов. Этого оказывается достаточно:

– Счастливо, брат!

В Харцызске нас ждет молодая женщина Анна с тремя детьми, младшая дочка – грудного возраста. Аня с малышами вот уже два месяца живет в городском профилактории – ее дом разрушен. Она выходит из комнаты с дочкой в люльке-переноске, на пороге оглядывается, а потом вдруг спрашивает: «Скажите, я не зря еду туда, в Россию?».

В России у Анны никого нет. Значит, ее ждет ПВР (пункт временного размещения), которых только в Ростовской области открыто почти 50. В них уже живут больше четырех тысяч переселенцев с Донбасса, в том числе почти полторы тысячи детей. Всего же на Дону временно «осели» более 40 тысяч граждан Украины.

Людям, которых отряд «Ангел» заберет из городов Донбасса на этот раз, предстоит ехать в Белую Калитву – в ПВР, развернутый на базе местного профилактория. Значит, у Анны будет почти такая же комната, как в Харцызске. Единственное отличие – рядом больше не будут рваться снаряды. Наверное, ехать все-таки стоит.

«Мама, я боюсь!»

Еще до Харцызска мы забрали в Макеевке 12 человек – это семьи из Горловки, Ясиноватой, Донецка. Макеевка стала для отряда чем-то вроде «перевалочного пункта» – когда предстоит ехать в опасный район, беженцев оставляют здесь. Временное пристанище на несколько часов обеспечивают местные добровольцы – например, здесь мы познакомились с женщиной по имени Оксана, материю троих детей, младшему из которых всего восемь месяцев. Дома у нее теперь очень часто появляются незнакомые люди – в основном, такие же женщины с детьми. На этот раз среди ее «гостей» оказалась семья из Донецка – Светлана Николаевна, ее дочь и шестилетняя внучка Соня.

– Мы жили на поселке Веселый возле аэропорта. Дом разбомбили. Сейчас на всем поселке нашем осталось, может быть, человек пять. В доме, когда бомбили, мы в погребе прятались. Потом дома не стало, сняли квартиру – там прятаться было уже некуда, просто сидели в середине комнаты, подальше от окон. Мы вот до последнего не уезжали, квартиру снимали, надеялись на что-то. Но дочка беременная, внучке в первый класс идти», – рассказывает Светлана Николаевна. В отличие от многих других, она знает, куда везет дочь и внуков – их готова принять родня в Смоленске.

Мы забираем людей из Алчевска, Стаханова, Брянки. Люди размещаются в большом туристическом автобусе, который отряд Алексея Смирнова арендует на протяжении вот уже двух месяцев. По словам Алексея, каждая такая поездка обходится в общей сложности примерно в 40 тысяч рублей. «Давно можно было еще один микроавтобус купить. Но вот сегодня у нас, например, почти 50 человек – нужен большой автобус».

Большой автобус – еще одна причина, по которой «отряду спасателей» часто приходится выстраивать «челночные» маршруты: забрать людей в одном населенном пункте, оставить в относительно безопасном месте, после чего ехать за людьми в другой пункт и так далее.



– Здесь над нами везде беспилотники летают – мониторят передвижение военной техники. Наш автобус вполне могут принять за что-нибудь другое – тогда он станет целью обстрела. Поэтому мы оставляем его там, куда они не добьют – километров за 30, – делится «антивоенной» хитростью Смирнов.

– А сами вы часто попадаете под обстрел?

– Ну как… Часто. Последний раз в Горловке попали под минометный огонь. Спрятались под мостом, переждали. Потом заскочили в подъезд, начали выводить людей – и тут начали еще по подъезду шарахать. Пришлось еще подождать, потом дальше двинулись. На самом деле мы же понимаем, что здесь не молочные реки с кисельными берегами, это все-таки война, так что всякое бывает.

Навстречу нам снова идет колонна военной техники. Рядом со мной – молодая мама с двумя дочками из города Стаханова. Завидев танк, одна малышка начинает хныкать: «Мама, я боюсь!». Вторая молча пытается спрятаться – к маме под куртку…

«Донбасский Сталинград»

Наш крайний пункт назначения – Первомайск. Местные жители прозвали его «донбасским Сталинградом» – в нем не осталось ни одного здания, не пострадавшего от снарядов или осколков, однако украинской армии так и не удалось взять город.

Обстрелы в Первомайске продолжаются даже во время перемирия, и «гражданских» в город не пускают. Нас согласились впустить в город, где ждут еще 17 беженцев, только в сопровождении представителей местной комендатуры.

– А ну, сотри все немедленно! Стирай, кому говорю! – ругается человек из первомайской комендатуры. – Не надо меня фотографировать! И вообще ничего здесь! Не дай Бог, мэр узнает!

До 23 января 2015 года Первомайском руководил «народный мэр» Евгений Ищенко. Он погиб недалеко от города – был расстрелян на дороге вместе с волонтерами, которые везли в город гуманитарный груз. Жители Первомайска говорят о нем, как об очень близком человеке, с потерей которого не смирились до сих пор. «Мы осиротели без него, весь город осиротел! Он очень хороший человек был, мог людям последнее отдать, всем старался помочь. Водопровод повредило взрывом – он делал так, что сразу ремонтировали, ему можно было спокойно позвонить в любое время». После гибели Евгения Ищенко город возглавила его жена Ольга.

…Над городом – удивительно небо, в котором звезды висят крупными гроздьями. В обычных городах не бывает такого неба, а Первомайске – пожалуйста, потому что здесь почти не осталось других источников света – город частично обесточен, да и жителей в домах осталось совсем немного – некому зажигать электричество. А на много километров вокруг – поля. В какой-то момент вдалеке появляются вспышки и слышится грохот – и это уже не имеет отношения ни к звездам, ни к электричеству. «Это далеко отсюда?» – спрашиваю. «Километра четыре-пять»… И тут же грохочет намного громче: «А это уже поближе легло, – комментирует кто-то из бойцов. – Вот такое перемирие».

Осколки снарядов, которыми обстреливают город, местные жители складывают на центральной площади – этот жутковатый «памятник» с каждым днем становится все больше.
Беженцы размещаются в микроавтобусах, не обращая почти никакого внимания на вспышки и звуки дальнего боя. Они видели и слышали и не такое. «У нас напротив дом упал, – сообщает вдруг одна девочка. – Не наш, у нашего только крышу проломило». Самая пожилая женщина в группе из Первомайска – сотрудница местной городской больницы. Рассказывает, как в последнее ее дежурство в отделение попал снаряд:

– Я в травматологии работаю – она на третьем этаже больницы. Дежурила как раз в ту смену... Снарядом крышу пробило, упало перекрытие, свет сразу вырубило. Вода из батареи хлещет – отопление пробило. Мы сразу по палатам кинулись, больные кричат «помогите», но слава Богу, сильно никто из них не пострадал, были только ушибы, потому что с потолка падали куски штукатурки. Потом приехали ополченцы, помогли вывезти больных. А до этого еще два попадания в больницу было – разрушили кардиологию, инфекционное и детское отделения.

…Бойцы говорят, что на этот раз нам повезло – мы не попали под обстрел, не нарвались на «чужой» блок-пост и даже на границе стояли недолго – все необходимые процедуры таможенники провели оперативно. Миновав российский Донецк, мы прощаемся с беженцами – они отправляются в Белую Калитву, где их встретят представители МЧС. Мы возвращаемся в Ростов. На этот раз отряд «Ангел» спас 43 человека.