Основные тренды развития нефтегазовой отрасли на юге России для «Эксперта ЮГ» прокомментировал генеральный директор краснодарской компании ЗАО «НИПИ “ИнжГео”» Андрей Шауро. Этот институт является одной из немногих южных проектных организаций, имеющих значительный опыт работы на федеральном уровне с такими компаниями, как «Газпром», «Роснефть», ЛУКОЙЛ и др. Портфель проектов «ИнжГео» включает строительство объектов нефтегазовой инфраструктуры во многих регионах России, но работа в Краснодарском крае остаётся для компании одним из ключевых приоритетов. На ближайшие годы для проектировщиков здесь сформирован внушительный фронт работ в связи с большим количеством заявленных инвестпроектов в сфере ТЭК. Результатом их реализации должно стать усиление этой отрасли в структуре экономики юга России.

Сфера интересов

— В прошлогоднем рейтинге крупнейших компаний ЮФО мы зафиксировали существенный рост выручки предприятий нефтегазовой отрасли, причём, скорее всего, это начало долгосрочного тренда. Этот процесс уже каким-то образом отразился на показателях вашей деятельности?

— Я бы сказал, что здесь обратная зависимость. Сейчас в нефтегазовой отрасли дают результат те инвестиции в основные средства, которые были сделаны компаниями в предыдущем цикле, в течение длительного промежутка времени. Поскольку проектные работы предшествуют вводу новых мощностей, у нас пик роста выручки случился раньше, в 2008–2009 годах, а далее начался кризис, и произошёл определённый спад. По результатам прошлого года наша выручка в сравнении с 2011 годом увеличилась примерно на 30 процентов, в этом году компания продолжает показывать устойчивый рост. Прибыль в прошлом году продемонстрировала ещё более значительную динамику роста, чем выручка, хотя это пока не те суммы, которыми мы можем быть удовлетворены. Но для большего ускорения нашего роста в нефтегазовой отрасли должны быть окуплены предыдущие инвестиции, прежде чем компании сформируют новые инвестиционные программы. Так или иначе, в стране есть обширные программы реконструкции нефтеперерабатывающих заводов, рассчитанные до 2015 года, сейчас принимается концепция развития ТЭК до 2030 года. В этом документе учтены основные сегменты, в которых мы работаем, — добыча, транспорт и переработка углеводородов.

— Какие проекты в нефтегазовой отрасли для вас сейчас являются наиболее значимыми с учётом сложившейся в отрасли инвестиционной ситуации?

— Сегодня наиболее активную инвестиционную политику ведёт «Газпром»: на юге России мы это видим прежде всего по проектам «Южный поток» и «Южный коридор». В рамках «Южного коридора» мы уже сделали изыскания по всему Краснодарскому краю. Большие перспективы работ открываются по проекту газопровода «Сила Сибири» — газотранспортной системы, которая будет доставлять газ от месторождений в Якутии и Иркутской области до Владивостока. Не так давно мы заключили контракт по работе на этом проекте. Что же касается вертикально интегрированных нефтяных компаний, то здесь инвестиционный процесс сложно прогнозируемый и пока не особенно стабильный. Безусловно, определённые объёмы работ есть, но не могу сказать, что это большие контракты, за исключением, пожалуй, завода «Роснефти» в Приморском крае. Хотя каких-то новых крупных объектов такого же порядка в нефтеперерабатывающей отрасли я не вижу. Сейчас мы рассчитываем на то, что с вхождением ТНК-ВР в структуру «Роснефти» произойдёт оживление инвестиционных проектов компании, но на это требуется время. Так что пока мы завершаем выполнение тех контрактов, которые были заключены в 2011–2012 годах.

— Тем не менее, на юге России сейчас заявлен ряд сравнительно небольших проектов в сфере нефтепереработки, например, новый НПЗ в Адыгее. Насколько они интересны для вашей компании?

— Крупные объёмы работ также связаны с транспортом нефти на Афипский НПЗ в Краснодарском крае — это целый комплекс работ, в которых мы планируем принять участие. Для проектируемого НПЗ в Адыгее мы сейчас прорабатываем вопросы подключения к внешним коммуникациям. Проект серьёзный, стоит порядка 30 миллиардов рублей, и, скорее всего, генпроектировщиком там выступит западная компания, с которой мы сможем работать как субподрядная организация. Кроме того, открываются возможности развития рядом с НПЗ нефтегазохимических производств, и в ряде таких проектов на юге России мы уже участвуем.

— В начале года российское правительство приняло решение расширить порт Новороссийска за счёт участков, расположенных на побережье Цемесской бухты в районе мыса Пенай. Возведение терминала планирует начать в следующем году компания «Нефтегазиндустрия». Будете ли вы участвовать в этом проекте?

— Новороссийский порт давно нуждается в серьёзных инвестициях. Мы считаем, что расширение порта — это во всех отношениях интересный процесс, и участвуем в нём непосредственным образом. В рамках реконструкции нефтерайона Шесхарис мы уже выполнили проект нефтепричала 1А — его ввод позволит вывести из эксплуатации другие мощности с целью их реконструкции. В проекте «Нефтегазиндустрии» мы также участвуем, выполняем ряд работ на субподряде у дочернего общества этой компании. Реализация этого проекта приведёт к увеличению объёмов перевалки через Новороссийск не только сырой нефти, но и нефтепродуктов.

— Реализуете ли вы какие-либо проекты за рубежом? Насколько это перспективное направление для компании?

— У нас пока один зарубежный проект, который мы выполняем в Узбекистане, — дожимная компрессорная станция на участке Хаузак. Основным нашим партнёром является местное подразделение ЛУКОЙЛа, реализующее этот проект. Безусловно, мы рассматриваем возможности расширения международного партнёрства и идём по пути умеренной географической диверсификации — для нас интересны, например, Азербайджан и Казахстан. Есть также предложения по работе с Бахрейном, нас привлекает к участию в тендере в этой стране один из российских генпод­рядчиков, вместе с которым мы уже работали.

— В ходе олимпийского строительства в Сочи вы проектировали арену для кёрлинга в Олимпийском парке. Планируете ли вы развивать это направление деятельности в связи с грядущим Чемпионатом мира по футболу?

— Я думаю, что это всё же не совсем наш профиль. Возможно, мы примем в этом участие, но пока у нас достаточно работ по основным направлениям. Мы готовы рассматривать крупные спортивные объекты и, скорее всего, сможем выполнять изыскательские работы, но к комплексным работам по проектированию в этом направлении мы не готовы.

ЕРС в тренде

— В последние несколько лет ряд российских компаний при создании крупных промпроизводств, в том числе в сфере нефте‑ и газопереработки, стали обращаться к практике так называемых ЕРС-контрактов, распространённых в промышленном строительстве за рубежом. Насколько устойчивой, по вашему мнению, является эта тенденция?

— В мире порядка 80 процентов контрактов в промышленном строительстве заключается на условиях ЕРС, совмещающих проектирование, поставку оборудования и строительно-монтажные работы. Причём стоимость этих контрактов не фиксированная, а определяется в процессе выполнения контракта. Наши заказчики и инвесторы понемногу приходят к осознанию необходимости такого подхода и формированию соответствующей финансовой политики при реализации инвестпроектов. Мы видим такой тренд, например, по объектам связи, где почти сто процентов работ ведутся на условиях ЕРС-контрактов. Наш институт принимал участие в соответствующих тендерах совместно с подрядными организациями для объектов «Билайна» и «МегаФона» на территории Краснодарского края. Думаю, что ЕРС-контракты будут прежде всего применяться при строительстве специфических производственных объектов, где генеральный контрактор берёт на себя ответственность за качество конечного результата.

— Какие возможности для «ИнжГео» открывает этот тренд?

— Компания хотела бы принимать участие в такого рода контрактах, но пока не имеет возможности. Но я более чем уверен, что мы к этому придём: эта тенденция подтверждается временем. Считаю, что как инжиниринговая компания мы будем видоизменяться, приспосабливаться к современным тенденциям, мы к этому готовы. Но пока, поскольку институт работает с крупными госкомпаниями, мы действуем по сложившейся схеме — на проектирование организуются одни тендеры, а на строительно-монтажные работы другие. Впрочем, я не исключаю, что в будущем это будет единый процесс.

— Вы сказали, что генпроектировщиком нового НПЗ в Адыгее, скорее всего, выступит иностранная компания. Если брать другие крупные промышленные объекты по стране, то можно сказать, что это общий вектор. Насколько это тревожный сигнал для российских проектировщиков?

— Это вполне объяснимое явление, связанное с тем, что многие компании берут кредиты за рубежом — например, наши основные заказчики всё чаще кредитуются на Западе. А следующим за этим шагом является появление инжиниринговых компаний, которым доверяет банк-кредитор; эти компании проводят оценку стоимости проекта и берут на себя функции генподрядчика. Ставка по кредиту зависит от оценки стоимости и сроков окупаемости проектов, графика инвестирования, и эту работу проводит как раз генподрядчик. Поэтому такая позиция заказчиков понятна и оправданна. До тех пор, пока наши банки не начнут предлагать конкурентоспособные ставки по кредитам для развития новых производств, подобная ситуация будет сохраняться. Но при этом, даже если генподрядчиками будут выступать иностранные компании, они всё равно не обойдутся без привлечения российских организаций на условиях субподряда.

— Ваша компания сейчас пользуется кредитными средствами?

— У нас есть кредитные линии, прежде всего в Газпромбанке. Это связано как с гарантиями по нашим работам, так и с пополнением оборотных средств. Мы платим по заёмным средствам приличные проценты, если сравнивать с западными ставками в четыре-пять процентов.

— В прошлом году «ИнжГео» стал обладателем ряда сертификатов и позиций в рейтингах, в том числе международных, например, рейтинга кредитоспособности «Эксперт РА» на уровне А. Для вас получение таких позиций — это принципиальное направление развития?

— У нас есть задача информирования наших потенциальных партнёров о своей деятельности, и она решается разными способами. В частности, проведение независимых оценок — это важный показатель деятельности нашей компании. Каждая крупная организация уровня «Газпрома» имеет свою систему отбора и сертификации подрядчиков, в соответствии с которой идёт их проверка, и мы в такие системы стараемся вписываться. Позиции в рейтингах — это знак соответствия компании современным требованиям.

— Какое значение имеет для вас получение сертификата регистрации «Выстраивание связей между поставщиками и покупателями (FPAL) в нефтегазовой промышленности Великобритании, Ирландии и Нидерландов»?

— Мы приняли решение получить этот сертификат после того, как узнали о том, что компании, вошедшие в систему FPAL, будут иметь доступ к базе данных тендеров, организуемых западными компаниями, которые работают на территории России и ближнего зарубежья. При прочих равных условиях сертификат FPAL даёт определённые преимущества при участии в таких тендерах. Получив этот сигнал, мы пошли на получение сертификата, но пока находимся в режиме наблюдения. Раз в месяц институт получает предложения на участие в тендерах, среди них встречаются довольно интересные; правда, в основном эти предложения носят характер ЕРС-контрактов, а мы, как я уже сказал, пока можем принимать в них весьма ограниченное участие.

— В январе этого года Росаккредитация включила ЗАО «НИПИ “ИнжГео”» в реестр юридических лиц, имеющих право на проведение негосударственной экспертизы проектной документации. Какие возможности это открывает перед компанией?

— Это отдельный вид деятельности, достаточно интенсивно развивающийся, и мы — одна из немногих компаний на юге России, которая имеет соответствующий сертификат. Институт уже выполнил в рамках этого направления несколько крупных проектов и собирается развивать его дальше. Во-первых, это повышение квалификации наших специалистов, а во-вторых, это дополнительный доход для организации. Сейчас заказчики всё чаще и чаще обращаются к нам, поскольку мы можем обеспечить определённый комплекс работ. Если говорить о ёмкости этого рынка, то процентов 70 объектов от общего объёма строительства в различных сегментах сейчас может быть передано на негосударственную экспертизу.

— Как сегодня в компании организовано ИТ-обеспечение основных видов деятельности? Используется ли собственное программное обеспечение?

— Сейчас в нашей организации используется порядка сотни программных продуктов, причём у нас была довольно успешная попытка разработать ПО для собственных нужд. Мы приняли это решение, потому что программы, которые использовались до этого, были разработаны ещё под систему DOS и не позволяли работать со всем комплексом проектной документации. Думаю, что это решение многократно себя оправдало — позволило и увеличить производительность труда, и повысить качество нашей работы. К тому же в дальнейшем этот продукт начал жить самостоятельной жизнью: разработчики ПО выделились в отдельную организацию и стали распространять наш продукт для внешних пользователей, получив определённый коммерческий успех.

Путь на шельф

— Если вернуться к конъюнктуре рынка, то насколько, по вашему мнению, устойчивой тенденцией является увеличение доли ТЭК в экономике юга России? Можно ли говорить о том, что с развитием этой отрасли в регионе началась структурная перестройка экономики?

— Хотел бы напомнить вам, что это не недавняя тенденция. Нефтяная промышленность России в своё время началась именно на территории Краснодарского края, и Кубань по праву считается родиной нашей нефтяной промышленности. На Кубани, в долине реки Кудако, в 1864 году стараниями полковника Ардалиона Николаевича Новосильцева была построена первая в стране буровая вышка, а в феврале 1866 года ударил первый в России нефтяной фонтан. Это событие привлекло внимание великого русского химика Дмитрия Ивановича Менделеева, одобрившего проект разработки нефтяных месторождений от Кудако до станицы Ильской. К началу 1870 года на Кубани уже добывалось до миллиона пудов нефти. На берегу Керченского пролива был построен нефтеперегонный завод. Далее интерес к нефтяному делу на Кубани стали проявлять не только крупные российские нефтепромышленники, такие как Нобель, Лианозов, но и иностранные компании. С начала 1880-х годов нефтеносными районами Кубани заинтересовались французы. Организованное ими общество «Русский стандарт» арендовало и эксплуатировало Ильские нефтяные промыслы. В 1897 году в Новороссийске был построен нефтеперегонный завод, который обслуживали 55 рабочих. Но к этому времени уже началось сокращение добычи нефти на Кубани. Господствующее положение по добыче «чёрного золота» занял Баку.

Если говорить о сегодняшнем дне, то в целом экономика региона уже давно является глубоко диверсифицированной — это транспорт, туризм, сельское хозяйство, перерабатывающая промышленность. Но нынешнее развитие ТЭК на юге России — это действительно достаточно устойчивая тенденция. По моим подсчётам, на юге России в ближайшие годы будут строиться или реконструироваться порядка шести или семи НПЗ. С учётом наличия морских портов можно будет говорить о формировании экспортно ориентированного нефтеперерабатывающего кластера, который будет обеспечивать потребности всей Южной Европы, от Греции до Испании. Поэтому будущее у отрасли интересное, планов очень много, и остаётся надеяться, что у всех инвесторов хватит сил и желания довести начатое до конца.

— Какие возможности для развития компании вы видите в связи с проектами по освоению шельфовых месторождений нефти и газа на юге России?

— Сейчас мы внимательно наблюдаем за ходом освоения каспийского шельфа, но, к сожалению, пока не получили ни одного контракта по этому направлению. Мы уже участвовали в проектировании шельфового трубопровода для одного из морских портов, а отсюда недалеко и от проектов добычи на шельфе. В любом случае для нас это очень важное перспективное направление деятельности, а в российской нефтедобыче это сегодня неизбежный тренд. В районе Туапсе, например, проведены все исследования, осталось выполнить разведочное бурение и начать добычу, тем более что рядом вся инфраструктура — магистральные трубопроводы, переработка, порт. К тому же в Западной Сибири практически не осталось плотных месторождений, а шельфовые нефти — хорошего качества, лёгкие, малосернистые, не в пример тем, которые сейчас добываются в Сибири. Они очень близки к тем углеводородам, которые извлекаются на бакинских нефтепромыслах, в Ираке, Иране.

— Как бы вы оценили масштаб социальных и экологических рисков, которые несёт добыча шельфовой нефти на юге России? Насколько это совместимо с курортным профилем территории?

— О социальных рисках, наверное, говорить не приходится, потому что люди получат работу, а что касается экологии, то эти риски, безусловно, существуют. Но это управляемые риски. В США, например, шельфовая нефтедобыча развивается в курортных городах, на курортах западного побережья Америки можно увидеть много буровых установок. Норвегия, Канада, США развивают это направления более 20 лет, и сложившаяся культура производства позволяет избегать значительной части экологических рисков. У нас же шельфовая добыча только начинается, и люди иногда руководствуются слухами, а не фактами, не понимая реальной выгоды развития этой отрасли для экономики региона. Поэтому каждый раз, когда мы сталкиваемся с вопросами граждан, которые приходят на общественные слушания, мы подробно объясняем и доказываем, что опасаться особенно нечего.