«Шолохов нуждался в прочтении заново»
Поделиться
В мире исследования литературы примеров создания серьёзных энциклопедий, посвящённых творчеству одного писателя, не так много — в России подобного внимания удостоились только Лермонтов и Булгаков. Известно, что недавно закончена шекспировская энциклопедия, готовится мандельштамовская. Значение энциклопедии, посвящённой Шолохову, важно ещё и потому, что в её создании приняли участие представители практически всех основных центров изучения творчества этого автора как в России, так и за рубежом. Об истории создания «Шолоховской энциклопедии», новом прочтении классика и вехах его творческого пути «Эксперту ЮГ» рассказывает один из членов авторского коллектива — доцент Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации Южного федерального университета, кандидат филологических наук Татьяна Осипова.
Долгий путь к энциклопедии
— Татьяна Осиповна, как долго продолжалась работа над созданием энциклопедии?— Я лично работала с 2008 по 2013 год. Другие — больше.
— То есть авторский коллектив стал формироваться где-то в 2007-м?
— Чуть раньше — за счёт работников Института мировой литературы РАН. У истоков стоял профессор Юрий Дворяшин из Шолоховского центра в Сургуте. В 2008 году он был избран главным редактором энциклопедии — и вот тогда уже сложился костяк авторского коллектива.
— Выход энциклопедии — это своеобразное подведение итогов, причём надолго вперёд. И если мы правильно понимаем, проект возник ещё в период подготовки к столетнему юбилею писателя, который отмечался в 2005 году. В предисловии к энциклопедии написано, что в 2002 году этот проект уже был запланирован. Он даже вошёл в программу празднования юбилея, но не был профинансирован. Этому было какое-то объяснение?
— Нет, просто не дали денег. Дали деньги на реконструкцию Вёшенской, туда же Путин в 2005 году приезжал. Он приехал, возложил цветы, пил чай с семьей Шолоховых. Надо было дорогу делать — зачем энциклопедия?
— В списке учредителей фонда Шолоховской энциклопедии значатся ИМЛИ, издательский дом «Синергия», Шолоховский центр Сургутского госуниверситета и другие организации. А со стороны руководства ЮФУ не было попыток войти в проект организационно?
— Не было.
— Но ведь Шолохов был связан с университетом. Из энциклопедии можно узнать о том, что в 1965 году он стал почётным доктором тогда ещё Ростовского государственного университета.
— Более того, Шолохов очень много сделал для университета. Во-первых, он попросил Юрия Андреевича (Юрий Жданов, ректор РГУ в 1957–88 годах. — «Эксперт ЮГ»), чтобы почётным доктором вуза стал английский писатель Чарльз Сноу. Мои родители были на этом вечере, где на Сноу надевали треуголку. Во-вторых, потом он обратился к Юрию Андреевичу с просьбой, чтобы учёный совет университета поддержал выдвижение Леонида Леонова в действительные академики. До этого он читал в филармонии заключительные главы последней книги «Поднятой целины», была встреча с коллективом студентов и преподавателей. Всё это знаковые события для Ростова — так что Шолохов был очень тесно связан с нашим университетом.
Но в организации работы над Шолоховской энциклопедией ЮФУ не принимал участия, и когда мы предложили университету закупить несколько её экземпляров, то нам сказали: «А зачем?» Хотя, с другой стороны, давайте не будем забывать: это последние лет десять Шолоховские чтения проводятся в Вёшенской, до этого первый этап обязательно проходил в Ростове-на-Дону, в РГУ. А потом это прекратилось в связи с некоторыми изменениями в структуре нашего руководства.
— Как ростовские исследователи попали в список авторов?
— В определённый момент при работе над энциклопедией костяк авторов увеличился. Мне предложили подключиться к этой работе на конференции в Вёшенской. Поначалу я работала просто автором, писала статьи для энциклопедии по донской литературе, потом было несколько статей по литературе русской эмиграции, о Борисе Зайцеве, о представителях второй волны эмиграции.
Затем вдруг оказалось, что работа над целым разделом — «Язык Шолохова» — под угрозой срыва. Профессор Екатерина Диброва из университета имени Шолохова — она-то мэтр в этом деле — отказалась работать над этим разделом по состоянию здоровья. Тогда обратились ко мне, а я назвала Людмилу Борисовну Савенкову (профессор Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации ЮФУ. — «Эксперт ЮГ»). И та в определённой степени спасла положение.
— Сегодня уже сложился коллектив постсоветских исследователей Шолохова, которые готовы по-новому говорить о нём?
— Разумеется, новые исследователи появились, но единого поля — и это естественно — нет. Здесь важно, что шолоховедение было так долго социологизировано, что вот только сейчас, последние десять-двадцать лет оно переживает отход от социологизации и идеологизации Шолохова. Его в силу многих причин рассматривали прежде всего как писателя-коммуниста. А сейчас выходят работы, в которых исследуется жанровое своеобразие романа, его поэтика. Ну и, конечно же, продолжают работать ещё и те шолоховеды, которые рассматривают только образы коммунистов, проблемы идеологической борьбы и тому подобное. И поэтому, собственно, шолоховедение и остаётся разрозненным.
Вопрос об авторстве «Тихого Дона» снят
— Татьяна Осиповна, есть какой-то момент, который стал переломным в понимании места Шолохова в русской литературе? Ведь несколько десятилетий назад начался просто вал критики, связанный с версией о плагиате.— Шолоховеды объединились после того, как в конце 90-х годов была найдена рукопись первых двух томов «Тихого Дона». Это же почти детектив — то, как её нашли. Ведь ещё задолго до войны, ещё когда существовала РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей. — «Эксперт ЮГ»), впервые возникли слухи о плагиате. Тогда Шолохов привёз эту рукопись в Москву, была создана комиссия, которая подтвердила авторство. Шолохов тогда оставил рукопись у своего друга Василия Кудашева, чтобы не везти в Вёшки. А после того, как тот погиб, а точнее, официально пропал без вести на войне, его жена Матильда отказалась отдать рукопись. Она говорила о том, что рукопись потеряна, и только после смерти её дочери эта рукопись была найдена у душеприказчиков. Это произошло уже в конце 90-х — и после этого даже такой яркий представитель концепции плагиата, как Рой Медведев, изменил свою точку зрения. В последней работе он прямо говорит: Шолохов — автор «Тихого Дона».
— А кем всё-таки была запущена версия о ложном авторстве? Если целая комиссия в конце двадцатых была назначена расследовать это дело, значит, версия уже всерьёз обсуждалась.
— Трудно сказать, кем тогда, в 20-е годы, была брошена эта идея. Но это действительно серьёзная история — писали письма в Москву, в РАПП о том, что был украден роман. Это связывали с Громославским — отцом Марьи Петровны Шолоховой, то есть с тестем Шолохова. Дело в том, что он был очень близко знаком с Фёдором Крюковым, и это стало основанием для разговоров о каком-то кованом сундучке, который якобы оставил Крюков, и который через Громославского достался его зятю. Потом, в 60-е годы, эта тема плагиата была очень активно подхвачена Александром Исаевичем Солженицыным. И уж у Солженицына я не знаю, чем это объяснить. Может быть, он просто видел не человека, не писателя, а только единицу этого ненавистного ему режима, но он был совершенно несправедлив к Шолохову.
Тогда было такое время, когда обострились дискуссии по поводу авторства. Некоторое время эта полемика просто замалчивалась, знаменитая книга «Стремя “Тихого Дона”» ходила в рукописи — и мы ничего о ней не знали. А потом, в 80-е годы, появилось много работ, например, нашего донского коллеги-историка, профессора Андрея Венкова, где он целый список авторов предъявляет. И тогда только ленивый не бросал камень в Шолохова, причём даже многие из тех, кто верил в авторство. Если я не ошибаюсь, в статье Станислава Рассадина было написано, например, что он верит в то, что Шолохов написал «Тихий Дон», но потом здесь же он говорил о деградации писателя. И уже на рубеже веков началось потепление. Можно сказать, что Шолохов нуждался в каком-то прочтении заново. В том числе возвращении ему какого-то статуса, который не должны оспариваться.
Что касается вообще этой идеи о Крюкове как об авторе романа, то стоит отметить вот какой момент. У Крюкова есть рассказ «Казачка», и там героиня приходит в курень, где остановился молодой офицер, который привёз письмо от её мужа. Крюков пишет, что, когда она уходит, от неё пахнет духами. А уходя, она первая подаёт руку офицеру. Но у казачек это было невозможно! Да, казачки были более свободны, чем женщины средней полосы, и это понятно — казаки уходили в походы, казачка была, как говорится «и баба, и бык, и лошадь, и мужик». Но казачка, пахнущая духами, это неправдоподобно. Именно такие детали есть у Крюкова, и этого уже достаточно, чтобы снять вопрос о плагиате. Но у сторонников идеи плагиата всё время меняются претенденты на авторство «Тихого Дона»: Крюков, Серафимович… Хотя, опять-таки, достаточно прочитать пару произведений Серафимовича, чтобы понять, что тут абсолютно нет ничего похожего на «Тихий Дон».
— А в энциклопедии вопрос авторства поднимается? Там есть, скажем, статья о проблеме плагиата?
— Нет, такой статьи нет. Мы очень долго думали, у нас была серьёзная полемика по этому поводу, но в конечном итоге на редколлегии решили, что отдельной статьи о плагиате не будет, и в целом такой проблемы для нас нет. Кстати, семья Шолохова при этом выступала за то, чтобы статья о плагиате была в энциклопедии, они сказали: «Для вас проблемы нет, а для нас — есть». Ведь известно, что у Шолохова из-за этого был инсульт, и, хотя он предпочитал не вмешиваться, вся эта история всё-таки была для него ударом.
— В эмиграции к нему относились по-разному. Например, генерал Краснов, которого в любви к советской власти трудно заподозрить, очень высоко ценил роман «Тихий Дон». Он был казак, и это оценка казака — что тоже немаловажно. Но и Георгий Адамович очень высоко оценил Шолохова. А вообще есть хорошая книга Владимира Васильева «Русское зарубежье о Шолохове», в ней можно найти очень интересные высказывания. В том числе и негативные — например, Бориса Зайцева. Но отрицательное отношение было прежде всего связано всё с той же темой плагиата и ещё с тем, что он был советский писатель, который в Нобелевской лекции заявил: «Нас упрекают в том, что мы пишем по указке партии. Нет, мы пишем по указке сердца, а сердца наши принадлежат партии».
— Знаете, ведь не всегда в сознании легко уживались образы партийного работника и литературного гения. Долгое время казалось, что они…
— …несовместимы? Но у того поколения была совершенно другая психология. Я это поняла, и мне совершенно по-другому открылся Шолохов. Когда он бредил перед смертью, ведь каждый бредит по-своему, как говорится… Кто-то мать вспоминает, кто-то отца. Знаете, что он говорил перед смертью? Он говорил: «Где мой ЦК, почему мне не помог мой ЦК?» Это сейчас нам смешно, а ведь это трагедия, вы понимаете?
— Зачем он послал свой незаконченный роман «Они сражались за родину» Брежневу?
— И здесь всё вполне понятно — он хотел «сверить часы».
— Неужто посадили бы нобелевского лауреата? В 30-е годы он не особенно сверял часы.
— Во-первых, в 30-е годы его уже выдвигали в Верховный Совет. Он уже вступил в партию, он уже был коммунистом. Так что в 30-е годы он был в команде. И тут, на мой взгляд, возможны только два объяснения его поведения: бесшабашное «мне ничего не будет» или чёткое понимание того, что он нужен. К тому же уже в конце двадцатых годов обстановка стала меняться — Сталин набирал силу, а он, безусловно, симпатизировал Шолохову.
— Когда начались личные контакты Сталина и Шолохова?
— Наверное, это произошло в конце 20-х годов, потому что в начале 30-х Шолохов уже писал генсеку письма. Писал откровенно о тех ужасах, которые творятся на Дону. Письма к Сталину были опубликованы тоже относительно недавно, и здесь я не могу не вспомнить слова Мариэтты Чудаковой. Её трудно заподозрить в горячем поклонении Шолохову, но она сказала, что Шолохов написал свой «Котлован» (повесть Андрея Платонова. — «Эксперт ЮГ») — и этим «Котлованом» стали письма к Сталину. В этих письмах Шолохов приводит страшные примеры зверских методов коллективизации. Есть, например рассказ о том, как раскулаченная женщина с ребенком замерзает посреди станицы, потому что все боятся пустить её в дом…
— А зачем эти контакты с Шолоховым, который шёл против течения, были нужны Сталину?
— Это трудно объяснить. Я очень много читала о военачальниках 30-х годов, которым давали звания, ордена, а потом арестовывали и расстреливали. И тут то же самое. Вы никогда не задумывались, почему первыми стали уничтожаться «свои»? Почему Исаака Бабеля, дружившего с энкавэдэшниками, арестовали? И почему остался жив Булгаков, почему выжил Пастернак? Логику отношения Сталина к Шолохову трудно понять.
И в то же время Шолохову приписывается одна фраза, в достоверности которой я не уверена, но которая для понимания взаимоотношений писателя с вождём очень важна. Когда Шолохов общался с Брежневым, он якобы сказал про Сталина: «Был культ, но была и личность». И это притом, что у него, например, с писательской организацией были достаточно сложные отношения. Ведь ему предложили после смерти Горького возглавить Союз писателей, но он отказался.
— Почему?
— Шолохов тоже был непростой личностью — яркой, противоречивой. Так что я отвечу так. Юрий Андреевич Жданов рассказывал, что его отец — знаменитый Андрей Жданов — спросил по этому поводу Шолохова: «А что — вам властишки не хочется?» И Шолохов ему ответил: «Не хочется».
Что касается вообще этой идеи о Крюкове как об авторе романа, то стоит отметить вот какой момент. У Крюкова есть рассказ «Казачка», и там героиня приходит в курень, где остановился молодой офицер, который привёз письмо от её мужа. Крюков пишет, что, когда она уходит, от неё пахнет духами. А уходя, она первая подаёт руку офицеру. Но у казачек это было невозможно! Да, казачки были более свободны, чем женщины средней полосы, и это понятно — казаки уходили в походы, казачка была, как говорится «и баба, и бык, и лошадь, и мужик». Но казачка, пахнущая духами, это неправдоподобно. Именно такие детали есть у Крюкова, и этого уже достаточно, чтобы снять вопрос о плагиате. Но у сторонников идеи плагиата всё время меняются претенденты на авторство «Тихого Дона»: Крюков, Серафимович… Хотя, опять-таки, достаточно прочитать пару произведений Серафимовича, чтобы понять, что тут абсолютно нет ничего похожего на «Тихий Дон».
— А в энциклопедии вопрос авторства поднимается? Там есть, скажем, статья о проблеме плагиата?
— Нет, такой статьи нет. Мы очень долго думали, у нас была серьёзная полемика по этому поводу, но в конечном итоге на редколлегии решили, что отдельной статьи о плагиате не будет, и в целом такой проблемы для нас нет. Кстати, семья Шолохова при этом выступала за то, чтобы статья о плагиате была в энциклопедии, они сказали: «Для вас проблемы нет, а для нас — есть». Ведь известно, что у Шолохова из-за этого был инсульт, и, хотя он предпочитал не вмешиваться, вся эта история всё-таки была для него ударом.
Шолохов и советская власть
— Если говорить о том Шолохове, которого мы не знали, какое отношение к нему было у эмиграции?— В эмиграции к нему относились по-разному. Например, генерал Краснов, которого в любви к советской власти трудно заподозрить, очень высоко ценил роман «Тихий Дон». Он был казак, и это оценка казака — что тоже немаловажно. Но и Георгий Адамович очень высоко оценил Шолохова. А вообще есть хорошая книга Владимира Васильева «Русское зарубежье о Шолохове», в ней можно найти очень интересные высказывания. В том числе и негативные — например, Бориса Зайцева. Но отрицательное отношение было прежде всего связано всё с той же темой плагиата и ещё с тем, что он был советский писатель, который в Нобелевской лекции заявил: «Нас упрекают в том, что мы пишем по указке партии. Нет, мы пишем по указке сердца, а сердца наши принадлежат партии».
— Знаете, ведь не всегда в сознании легко уживались образы партийного работника и литературного гения. Долгое время казалось, что они…
— …несовместимы? Но у того поколения была совершенно другая психология. Я это поняла, и мне совершенно по-другому открылся Шолохов. Когда он бредил перед смертью, ведь каждый бредит по-своему, как говорится… Кто-то мать вспоминает, кто-то отца. Знаете, что он говорил перед смертью? Он говорил: «Где мой ЦК, почему мне не помог мой ЦК?» Это сейчас нам смешно, а ведь это трагедия, вы понимаете?
— Зачем он послал свой незаконченный роман «Они сражались за родину» Брежневу?
— И здесь всё вполне понятно — он хотел «сверить часы».
— Неужто посадили бы нобелевского лауреата? В 30-е годы он не особенно сверял часы.
— Во-первых, в 30-е годы его уже выдвигали в Верховный Совет. Он уже вступил в партию, он уже был коммунистом. Так что в 30-е годы он был в команде. И тут, на мой взгляд, возможны только два объяснения его поведения: бесшабашное «мне ничего не будет» или чёткое понимание того, что он нужен. К тому же уже в конце двадцатых годов обстановка стала меняться — Сталин набирал силу, а он, безусловно, симпатизировал Шолохову.
— Когда начались личные контакты Сталина и Шолохова?
— Наверное, это произошло в конце 20-х годов, потому что в начале 30-х Шолохов уже писал генсеку письма. Писал откровенно о тех ужасах, которые творятся на Дону. Письма к Сталину были опубликованы тоже относительно недавно, и здесь я не могу не вспомнить слова Мариэтты Чудаковой. Её трудно заподозрить в горячем поклонении Шолохову, но она сказала, что Шолохов написал свой «Котлован» (повесть Андрея Платонова. — «Эксперт ЮГ») — и этим «Котлованом» стали письма к Сталину. В этих письмах Шолохов приводит страшные примеры зверских методов коллективизации. Есть, например рассказ о том, как раскулаченная женщина с ребенком замерзает посреди станицы, потому что все боятся пустить её в дом…
— А зачем эти контакты с Шолоховым, который шёл против течения, были нужны Сталину?
— Это трудно объяснить. Я очень много читала о военачальниках 30-х годов, которым давали звания, ордена, а потом арестовывали и расстреливали. И тут то же самое. Вы никогда не задумывались, почему первыми стали уничтожаться «свои»? Почему Исаака Бабеля, дружившего с энкавэдэшниками, арестовали? И почему остался жив Булгаков, почему выжил Пастернак? Логику отношения Сталина к Шолохову трудно понять.
И в то же время Шолохову приписывается одна фраза, в достоверности которой я не уверена, но которая для понимания взаимоотношений писателя с вождём очень важна. Когда Шолохов общался с Брежневым, он якобы сказал про Сталина: «Был культ, но была и личность». И это притом, что у него, например, с писательской организацией были достаточно сложные отношения. Ведь ему предложили после смерти Горького возглавить Союз писателей, но он отказался.
— Почему?
— Шолохов тоже был непростой личностью — яркой, противоречивой. Так что я отвечу так. Юрий Андреевич Жданов рассказывал, что его отец — знаменитый Андрей Жданов — спросил по этому поводу Шолохова: «А что — вам властишки не хочется?» И Шолохов ему ответил: «Не хочется».
