Поделиться
Задам осторожный вопрос: а разве вы не знаете среди своих знакомых людей с психическими проблемами? Мало вокруг людей, которые сидят на фарме и не контролируют побочек? Мало людей, которых месяцами вытаскивали из депрессии — не той, которая про романтику, а той, которая бывает на самом деле? Мало людей, которые пугают сами себя в состоянии психозов?
Мне пришлось столкнуться однажды с ситуацией, когда бывший коллега, потерявший работу, в какой-то момент, сидя у себя дома, стал буквально терроризировать целый коллектив, к которому ранее принадлежал. Он писал им письма, полные откровенного и крайне агрессивного безумия. В периоды обострений он мог отправлять десятки писем в день, невзирая на звания, разницу в возрасте, общее прошлое. Когда это началось, люди были в шоке — и быстро поняли, что они абсолютно беззащитны. К этому человеку не приедет милиция, никто не будет его принудительно лечить. Чтобы на него обратили внимание, этот человек должен совершить преступление. У этого человека бывали периоды просветления, когда любой мог убедиться, что он полностью сохранил свои незаурядные интеллектуальные способности. Но с болезнью они справиться ему не помогали. Оставалось надеяться, что в распоряжении этого человека никогда не окажется огнестрельного оружия. Так вот — это пример человека, который уже успел предъявить свои проблемы обществу — и всё-таки общество не могло ни помочь ему, ни защититься от него. Единственное, что общество могло рекомендовать возмущённым гражданам, попавшим под раздачу безумца, — не обращать на него внимания. А ещё были люди, которые всерьёз обдумывали возможность учинить над этим человеком самосуд. В какой-нибудь деревне, возможно, так и поступили бы.
С Ильназом Галявиевым из Казани ситуация ещё более сложная — он себя в качестве потенциального пациента психиатра никак не проявлял. У него, похоже, был представительный набор известных подростковых проблем, но известно, что человека порой могут разрушать и сравнительно невинные обстоятельства. Ключевой вопрос: а можно ли выявлять людей с проблемами психического здоровья и помогать им до того, как они совершили нечто ужасное?
Проблема эта сложная. В советское время она решалась системой карательной психиатрии, машина которой хорошо описана, например, в романе Владимира Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени». Отмена принудительной психиатрии — одно из гуманистических завоеваний XX века наряду с отменой смертной казни. Ей на замену пришёл закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании». Согласно этому закону, психиатр может вмешаться только при зафиксированной попытке суицида или физической агрессии в отношении окружающих. Стоит учесть, что люди, склонные к такого рода агрессии, говорят психологи, особенно профессиональны в обосновании своих прав и наименее склонны считать себя больными.
Можно предположить, что поворот в психике молодого человека мог быть выявлен тогда, когда он учился в школе — и ему смог бы помочь школьный психолог. В институте ему теоретически мог бы помочь психолог. Известно, что ни у психологов, ни у психиатров казанский стрелок на учёте не состоял. Но даже если психологи, у каждого из которых, согласно их профессиональному выражению, есть телефон психиатра, ему рекомендовали пройти психиатрическое обследование, то это была не более чем рекомендация.
По идее, был ещё психиатр, приём у которого Галявиев проходил для получения лицензии на владение оружием, — он мог отнестись к своим обязанностям с большей ответственностью. Кажется, очевидно, что система социальной психологической и психиатрической помощи реально практически отсутствует. Тем более, если говорить о качественной и доступной помощи. Для справки, рекомендую узнать, сколько стоит часовой прием у хорошего детского психолога. У государства либо нет на эту систему денег, либо нет понимания проблемы. Можно, конечно, упомянуть, что духовные отцы церкви работают на том же фронте, но светское общество должно искать решение и для тех, кто в церковь не ходит.
Решение проблемы лежит также в направлении личностно-ориентированного образования, о котором много говорили в 90-е годы. В его основе работа малыми группами, что позволяет анализировать психологические предпосылки каждого учащегося, а результатам анализа — влиять на работу с ним. Такие системы в разном виде работают в скандинавских странах, Италии, Швейцарии. В эту сторону можно было бы начать двигаться. Ведь психологи в школах сейчас имеются, но они получают копейки — лишь немногие из них используют свое право регулярно проводить диагностику, право инициировать общение с родителями. В обязательном присутствии психологов в высших учебных заведениях я, признаться, вообще не уверен. О том, как проводятся осмотры у психиатра, и вовсе говорить нечего.
Ужесточение правил выдачи лицензий на оружие и охраны школ — это самое примитивное, что в этой ситуации можно начать делать для того, чтобы создать видимость бурной деятельности. Даже если бы подобный закон уже действовал, он вряд ли позволил бы предотвратить трагедию — он запрещает выдавать лицензии с двумя и более погашенными судимостями, лицам, подвергнутым административному наказанию, но ничего не говорит о том, как обществу выявлять людей, нуждающихся в помощи психотерапевта до того, как они что-либо натворили.
