Поделиться

- На ваш взгляд, введение западных санкций больше повредило или помогло российскому АПК?

- Может быть даже хорошо, что закрылись зарубежные рынки. Иначе мы бы не восстановили своих позиций в целом ряде сегментов сельского хозяйства. Перекрыли, допустим, каналы поставки российского зерна на экспорт, придётся налаживать собственную переработку внутри страны. Обновить мукомольное производство. Новых мощностей там давно не вводилось. Другой вопрос – глубокая переработка зерна. В СССР было пять заводов по выпуску лизина из зерна, а сейчас объёмы его выпуска в стране мизерные. Сегодня появляются проекты по производству аминокислот из зерна в Ростовской, Белгородской областях. Надо развивать собственное производство, зачем нам импортировать лизин из Китая, который практически монополизировал рынок.

- Не создаст ли это проблемы в будущем с тем же Китаем?

- Если мы теряем 1,5 миллиарда долларов из-за запрета поставки зерна в Турцию, то выигрываем за счёт развития собственного овощного рынка. Поэтому закрытие рынка лишь стимулирует инвестирование в своё производство и глубокую переработку зерна.

- Какова роль государства в стимулировании переработки?

- Хотя у нас правительство либеральное, но правило, что «рынок всё сам отрегулирует», практически не работает. Возьмите ту же молочную промышленность в США – типичный пример. В США и Канаде правительство само устанавливает минимальные цены на молочную продукцию. Там фермер не может продать сам своё молоко, только через уполномоченные компании, предлагающие установленные цены. Что это, как не государственное регулирование? Где здесь «рынок»?

- Как господдержка сельского хозяйства согласуется с правилами ВТО?

- Да фактически никак. Поддержка АПК в США установлена на уровне 50 млрд долларов. Со скрытой поддержкой – до 100 млрд долларов. То же самое в Евросоюзе – там 82 млрд долларов. А у нас – 8,5-9 млрд долларов. Никакого сравнения. Технологии то мы покупаем иностранные, свои создавать не можем или не хотим. Стартовые условия вроде как у нас и у них одинаковые, но оборудование, семена, генетика, капстроительство, технологии закупаются за рубежом.

- А почему, на ваш взгляд, у нас плохо пока получается госрегулирование и господдержка АПК?

- Скорее всего, не ставилась такая политическая задача. Минсельхоз РФ же среди всех ведущих министерств российского правительства наиболее слабая структура. Там высокая текучка кадров, низкая заработная плата, большая загруженность. Долгое время он был ещё достаточно закрытой структурой. Новое руководство пытается быть открытым, но и сегодня там сложно получить нужные документы для аналитических исследований рынка. Чтобы понять, где отрасль находится. Почему США не скрывают подобной информации? У нас же Минсельхоз пока уступает в профессиональности. Чтобы заниматься госрегулированием, нужно понимать эти вопросы, привлекать к исследованиям профессионалов, давать отраслевым союзам больше полномочий, ставить перед ними государственную задачу, а уж они у себя точно сумеют навести порядок.

- Надо полагать, у министерства ещё не самые сильные лоббистские возможности?

- Всё зависит от конкретных личностей. Ведь «Мираторг» же сумел добиться приемлемых условий. Плохо, что не все могут лоббировать, нет системы. К примеру, был у нас единственный институт развития – Внешэкономбанк, который поддерживал экономику России. На начало 2016 года он в сельское хозяйство вложил порядка 140 млрд рублей. Была команда, был заказ и политическая воля. Появился и результат: мясное скотоводство поднялось с 1,5 до 15 процентов, появилась фактически новая отрасль – производство мяса индейки. Раньше в стране были 3-4 фабрики, но они не формировали рынок. А появление компании «Евродон» позволили этот рынок создать. Появилась потребность, доступность этой продукции. И только благодаря тому, что вмешался «институт развития». Но сегодня в ВЭБ пришла новая команда, которая не понимает необходимости инвестирования в АПК. Они говорят, вот есть Россельхозбанк, пусть он и вкладывает средства в сельское хозяйство. Если уж убрали один институт развития, то создайте другой.

- Аграрии жалуются на то, что в отрасли сегодня недостаток средств. Так есть деньги или нет их?

- Есть деньги. Был положительный опыт проектного финансирования (система финансирования инвестиционных проектов, при котором источником обслуживания долговых обязательств являются денежные потоки, генерируемые проектом – «Эксперт Юг»), но его не стали продолжать. Побоялись, что деньги уйдут на рынок и будут разогревать инфляцию. Ничего подобного. Если деньги идут на финансирование конкретных проектов, нужных государству, то это только польза. Через проектное финансирование государство может дать деньги под 1,5-3 процента годовых. Мы, научное сообщество, предлагали сохранить проектное финансирование. Пусть коммерческие кредиты идут своим чередом, но сохранятся нужные государству под низкий процент. Но пока остаются кредиты не ниже 5 процентов. И то «короткие» деньги, «длинных» денег нет вообще. Из-за этого проекты сильно дорожают, а срок их окупаемости удлиняется. Если для банка этот срок 8-10 лет, то для инвестора – не менее 15 лет.

К примеру, для развития молочной отрасли необходимо закупить не менее 1-1,5 млн голов скота дойного стада, создать порядка 600 молочно-товарных ферм. На какие средства их покупать, если нет долгосрочных правил игры? Поэтому мы и топчемся на уровне производства 30 млн тонн в год, никак не можем рвануть вперёд.

- Правила игры должны быть для всех одинаковы, но даже в рамках ЕврАзЭС мы пока не можем договориться. Поэтому и возникают «молочные войны» с Беларусью.

- А чем белорусы плохие. У нас самих не хватает сырья, мы и закупаем молоко в Беларуси. То, что оно более дешёвое и у них более протекционистская политика, это мешает конкурентоспособности. Поэтому надо договариваться о правилах игры, о прогнозном исходном балансе, о квотах и пр. Если мы недовольны, что они давят на наш рынок молока, то нужно договариваться о какой-то кооперации с ними, балансе, размещении производства, приоритетах, совместных фондах.

- Сегодня существует мнение, что фермерское хозяйство не смогло доказать свою серьёзную продуктивность, и бизнес можно делать только в крупных холдингах. Как вы к этому относитесь?

- Я уверен, что это ошибочное мнение. Фермерство, вопреки всему, выживает. Как раз в молочной отрасли у него большой рост – до 15 процентов в валовом продукте. Пока ещё страдает качество, но объёмы они дают. Давайте решать вопросы товарности, поддержим их. А это может только государство. Оно и должно создавать инфраструктуру, делать квотирование, организовывать рабочие места. Особенно в депрессивных регионах, например, на Северном Кавказе, где особо остро стоят проблемы занятости. Давайте мы цивилизуем фермеров, чтобы у них была и товарность молока, и его качество. Люди на Северном Кавказе столетиями занимаются сельским хозяйством, имеют хорошие традиции производства. К примеру, тот же «Мираторг» раньше закупал скот в Австралии. Но с ростом курса доллара это стало нерентабельно. Кто бы ему мог помочь? Десятки фермерских хозяйств могут брать на откорм бычков. Вот в этом и будет кооперация между мелкими хозяйствами и крупным агропромышленным холдингом.