Поделиться

— Меняется ли инструментарий, с помощью которого сейчас регионы конкурируют за инвестиции?

— Инструментальные новинки очень быстро перенимаются, все очень внимательно следят за лучшими практиками. И в этом смысле все конкурирующие субъекты становятся во многом схожи друг с другом. Даже в некотором роде возникает проблема дефицита идей: мало кто создаёт действительно стоящие лучшие практики, проще и дешевле их скопировать.

С другой стороны, увлечённость бесконечными реформами, постоянная перестройка, которая зачастую не доводится до конца, становятся причиной того, что механизм никак не может полноценно заработать. Мы наблюдаем небывалую моду на пилотные проекты, за которые регионы часто берутся, чтобы просто прозвучать. Не должно быть всё-таки реформ ради реформ. Мне кажется, куда продуктивнее очень тщательный взвешенный отбор новаций, которые действительно стоят внедрения. Важна последовательность, предсказуемость, преемственность. Качество в данном случае чаще должно преобладать над скоростью.

Сейчас на первый план выходит результат. Мы заботимся о каждом проекте, дорожим каждым проектом. Вся наша работа — это поиск инвесторов и попытки реализовать их проекты в нашем регионе. Каждым проектом занимаемся индивидуально, и именно такой подход позволяет добиваться ощутимых результатов. В работе с инвестиционными проектами есть некий тренд на универсализацию. Упрощённо его можно представить, как внедрение некоего автоматизированного call-центра (сайта, мобильного приложения), обратившись в который, инвестор будет общаться с роботом (программой) по заранее составленному универсальному алгоритму. Однако те проекты, которые действительно требуют заботы, те проекты, за которые мы на самом деле конкурируем с другими регионами и странами, те проекты, которые порождают наиболее выгодную, регионального бюджета активность, требуют индивидуальной работы. В данном случае индивидуальные настройки, живые люди, готовые заниматься локализацией такого проекта, — существенное конкурентное преимущество, по крайней мере, потенциальные инвесторы так это расценивают. Причём нет никакого огромного количества подобных проектов или неотработанных обращений. Таких проектов в лучшем случае сотня, и это не то количество, с которым нельзя поработать индивидуально.

В этом смысле показательна аналогия с банковской сферой, которая движется в сторону полной цифровизации и даёт возможность работать со своими деньгами, вообще не привлекая людей, не посещая банковских отделений. Но самые качественные услуги банка оказываются персонально, живыми менеджерами: privatebanking процветает. Вот и мы предлагаем услуги такого класса инвестору с потенциалом построить у нас новый завод или фабрику, но при этом платить ему за эти услуги не надо. Это наше конкурентное преимущество.

На самом деле большинство инвестпроектов не требуют специального внимания. Они пользуются теми или иными государственными услугами, которые чётко регламентированы. Собственно, все зарегистрированные компании являются инвесторами, люди, покупающие квартиры, автомобили, акции — тоже инвесторы, но это вовсе не означает, что специализированные региональные агентства по привлечению инвестиций должны их сопровождать. Мы заточены под другое. Мы порождаем дополнительную инвестиционную активность, связанную прежде всего с мобильными проектами, за которые идёт основная конкуренция, которые могут быть реализованы в самых разных регионах и странах.

«Первоочередная задача — чтобы наши возможности всерьёз рассмотрели»

— Как выглядит «нестандартный» инвестор?

— Мы преимущественно занимаемся проектами greenfield, предполагающими создание новых производств с нуля, в чистом поле. Это, как правило, внешние инвесторы. Не потому, что мы не хотим заниматься локальными — просто у внешних инвесторов больше потребностей в каком-то помощнике, консультанте, который поможет успешно адаптироваться к малознакомой или абсолютно незнакомой среде. Можно, конечно, найти партнёров, консультантов, нанять KPMG или Ernst&Young, и они проделают для тебя ту же работу, что делаем мы. Но есть большая разница: во-первых, мы это делаем бесплатно для инвестора, во-вторых — мы это сделаем в нашем регионе быстрее, и, скорее всего, лучше. Просто потому что работаем здесь и постоянно тренируемся на эту тему, выполняя похожую работу ежедневно много-много лет. При этом мы не конкурируем с глобальными консультантами, а, наоборот, стараемся сотрудничать с ними, потому что в их клиентском портфеле наверняка есть проекты, которые потенциально можно разместить в Ростовской области. В свою очередь благодаря сотрудничеству с нами международные консалтинговые компании могут заметно снизить свои издержки по работе над конкретным проектом в части исследования перспектив его локализации в Ростовской области. Хотя бы потому, что будет меньше необходимости в командировках и в привлечении дорогостоящих зарубежных специалистов. Мы становимся своего рода бесплатным продолжением их сервиса в Ростовской области.

— Несколько лет основным ограничением для инвесторов называли дефицит инженерной инфраструктуры. Какие ограничения сегодня на первом плане?

— Да, об этом действительно много говорили, но это вовсе не значит, что это самая острая проблема. Просто для каждого проекта greenfield вопросы коммуникаций есть всегда, по определению, поэтому они на слуху. Однако для подавляющего большинства проектов в Ростовской области удаётся найти приемлемые решения по инфраструктуре. У нас есть масса мест, где с точки зрения инфраструктуры можно построить новые заводы и фабрики на весьма конкурентоспособных условиях относительно других регионов России. По стоимости присоединения к сетям мы часто выигрываем у основных конкурентов. Причём, чтобы делать потенциальным инвесторам предложения более привлекательные, чем конкуренты, вовсе не обязательно тратить на это больше бюджетных денег. Ведь что такое существующие сегодня донские индустриальные парки? Это грамотно отобранные места, над выбором которых мы тщательно работали вместе с правительством, профильными министерствами, ресурсоснабжающими организациями. Мы нашли такие места, где интегрально относительно невысокие цены на подключение к сетям. При этом никто заранее там сети не ведёт к пустым участкам, где инвесторов пока нет. Хотя во многих других регионах России в индустриальных парках начали строить коммуникации опережающими темпами, не имея никаких заявок от промышленников. И получили крайне неэффективное расходование бюджетных средств: потратили миллиарды рублей, подвели трубы, построили подстанции, дороги, а инвесторов нет. И сделанные многомиллиардные бюджетные инвестиции не приносят ничего, кроме убытков. Ростовская область пошла намного более рациональным путём. Ни один завод не строится меньше года, учитывая все этапы его создания. Так вот, в местах, которые мы нашли, подвести коммуникации можно очень быстро, меньше чем за год. Но даже такой оперативности не требуется — во многих случаях коммуникации приходят раньше, чем завершается строительство завода. В результате всегда, когда эти коммуникации оказываются нужны, они есть. При этом в самых разрекламированных в стране индустриальных парках инвесторам предлагают мегаватт за 15–16 миллионов рублей, при этом региональный бюджет там потратился на подведение коммуникаций. Мы не потратили ни копейки и при этом предлагаем места, в которых коммуникации значительно дешевле. В Новоалександровском индустриальном парке мегаватт стоит меньше 10 миллионов, в Красносулинском — в районе пяти миллионов, то есть в три раза дешевле. А потом ещё, в соответствии с решением губернатора, которое было принято минувшей осенью, инвестор строящегося завода после ввода его в эксплуатацию получит ещё и инфраструктурную субсидию части понесенных расходов на подключение к газу, электричеству и т.д. От 50 процентов в любой точке Ростовской области до 80 процентов в моногороде Гуково.

— То есть никакого особого инструмента, связанного с затратами на создание инфраструктуры, в принципе и не нужно было?

— Да, наши индустриальные парки конкурентоспособны и без того, чтобы на государственные деньги опережающими темпами строить там инфраструктуру. В конечном итоге, что надо инвестору? В какой-то момент все сосредоточились на скорости подведения коммуникаций. А ведь на самом деле она не так важна. Если проведена грамотная подготовительная работа, то к завершающему этапу создания производства коммуникации, как правило, уже подведены. А вот что действительно важно — это стоимость. Кроме того, серьёзные индустриальные инвесторы не хотят заключать контракт на присоединение к сетям с посредниками, управляющими компаниями, через которых бюджет чаще всего финансирует создание инфраструктуры опережающими темпами. У подобных компаний в итоге в собственности оказывается километр трубы, или кусок водопровода, или одна подстанция, они в любом случае с точки зрения финансовой надёжности и устойчивости уступают газпромовским структурам или МРСК. Мы ориентированы на подписание инвестором прямых контрактов по присоединению к сетям с ресурсоснабжающими организациями по каждому виду коммуникаций. И это важное конкурентное преимущество наших площадок.

На самом деле можно было бы вообще больше ничего не делать. Однако, во-первых, на рынке есть предложения, например, особых экономических зон производственно-промышленного типа, где затраты на инфраструктуру государство берёт на себя полностью. Во-вторых, всегда есть необходимость стимулировать приход инвесторов на заданные территории, где нам особенно нужны инвестиционная активность и новые рабочие места. В-третьих, мы конкурируем за инвестиции не только с российскими регионами, но и другими странами, где есть самые разные, в том числе масштабные, дополнительные возможности заманивать инвесторов. Поэтому, чтобы успешно конкурировать с другими регионами и странами за самые привлекательные производственные проекты, Ростовская область внедрила очень эффективный инструмент софинансирования инфраструктуры для индустриальных инвесторов. Губернатор объявил об этом в своём инвестиционном послании, дал поручения, в прошлом году такую работу завершили.

Наша главная цель — за счёт инфраструктурных субсидий побеждать в борьбе за самые привлекательные производственные проекты, которые могут мигрировать между регионами и странами. Субсидии ведь теперь, согласно решению губернатора, могут получать только производственные проекты-greenfield. Это самая выгодная для региона активность.

«С тарифом надо искать нетривиальные решения»

— Губернатор обозначил в инвестпослании проблему высоких тарифов на электроэнергию. Насколько она остра?

— Высокий уровень операционных тарифов для малых и средних предприятий, к числу которых относится большинство донских производств, — одна из существенных угроз нашей конкурентоспособности. Очень хорошо, что губернатор публично сформулировал эту проблему и пообещал бизнесу, что начнётся движение в обратном направлении — будем искать способ привести тарифы в норму, то есть сделать их не выше, чем у наших основных конкурентов за инвестиции. Главный вопрос: как это сделать?

Лет 15-20 назад у нас тарифы были не выше, чем у основных конкурентов, так было до начала реформы электроэнергетики. От реформы некоторые регионы выиграли, некоторые проиграли — и Ростовская область вместе с рядом других регионов оказалась в числе проигравших. Когда мы говорим, что тарифы высокие, мы должны уточнить, для кого именно они высокие. Мы выявили, что проигрываем 20-30-50 процентов другим регионам по тарифу для средних предприятий, который попадают в так называемую ценовую группу СН-II. В этой группе оказываются почти все заводы, которые у нас уже работают, и те, которые мы хотели бы разместить в Ростовской области.

Тут, конечно, есть фундаментальная проблема федерального уровня, касающаяся правил, по которым сегодня живёт большая энергетика. Первый момент — у нас существует перекрёстное субсидирование, при котором тариф для населения искусственно занижен, а часть фактических затрат на электроэнергию за население несут предприятия. Для населения тарифы ниже экономически обоснованных, для предприятий — выше. В числе предприятий-доноров поначалу были в том числе и крупные потребители. Но в какой-то момент они, чтобы оставаться конкурентоспособными, ушли от МРСК и начали напрямую покупать энергию на оптовом рынке, стали клиентами ФСК. МРСК участвует в системе перекрёстного субсидирования, а ФСК — нет. Количество предприятий-доноров, участвующих в перекрёстном субсидировании, постепенно уменьшается. Некоторые новые заводы сразу присоединяются к сетям ФСК. Не отпустить их невозможно. Появились даже примеры, когда потребители помельче консолидируются для того, чтобы выходить на оптовый рынок как единый потребитель, — с целью ухода от перекрёстного субсидирования. Есть предприятия, которые развивают малую генерацию с той же целью. То есть ситуация постоянно ухудшается — количество участников в этой системе перекрёстного субсидирования всё меньше, а нагрузка на остающихся всё больше. А ведь реформа энергетики затевалась ради того, чтобы в отрасль пришли частные инвестиции, прошла модернизация и мы, как потребители, в конечном итоге увидели снижение тарифов. На деле цели реформы не достигнуты. В системе накоплен целый ряд дисбалансов. Например, у нас активно вводятся новые генерирующие мощности, мы уже производим в два раза больше энергии, чем потребляем. По обывательской логике, это должно вести к снижению тарифов. Но по логике энергетиков капитальные затраты на введённые мощности на определённом этапе тоже добавляются в тариф, чтобы окупить инвестиции — причём в зоне, которая находится вокруг генерации.

— Что можно сделать?

— На уровне региона инструментарий очень небогат. Мне кажется, ближайшая задача — добиться, чтобы у нас тарифы росли медленнее, чем у наших конкурентов. Нужно работать над тем, чтобы на федеральном уровне скорректировать правила работы энергосистемы. Полагаю, что разработать план действий вполне возможно. Однако здесь нет простых линейных решений, проблема действительно очень сложная. Нельзя, например, снизить тарифы в приказном порядке без ущерба для надёжности работы энергетической системы, её устойчивости, качества. Надо искать новый баланс интересов. Нашим тарифам для промышленников надо вернуть конкурентоспособность.

— Как сейчас выглядит инвестиционный портфель АИРа?

— На данный момент у нас в активной работе 57 проектов с общим объёмом инвестиций более 180 миллиардов рублей. Проекты на разных стадиях, некоторые структурируются, некоторые уже реализуются, а некоторые пока представляют собой возможности, которые мы пытаемся реализовать. Но все они в активной стадии, это то, с чем мы поработали в этом квартале. Более обширный портфель насчитывает 104 проекта — это в том числе проекты, по которым не происходит движения, но это вовсе не значит, что такие движения не начнутся завтра. В 2005 году мы сделали первое предложение польскому предприятию CanPack, специализирующемуся на выпуске алюминиевой банке, создать производство в Ростовской области. Мы видели такие перспективы, и пытались в них убедить крупнейших игроков этого рынка. На тот момент поляки отказались. Но мы о компании не забыли, параллельно работали с их конкурентами. А потом Can Pack заключил контракт с «Карлсбергом», которому принадлежит «Балтика», и в 2012 году запустил завод в Новочеркасске. Ситуация на рынках постоянно меняется, поэтому мы стараемся все наши активности с клиентами не потерять, шансы на успех есть всегда.

— Насколько агентство может влиять на то, чтобы привлечь инвестиции в конкретную отрасль или территорию?

— Когда создаются стратегические документы, государство часто пытается предугадать, какие у нас производства возникнут. Но ни в одной стратегии не было предсказано, что, например, Ростовская область станет одним из крупнейших в России производителей флоат-стекла. Таких регионов в России всего восемь, при этом мы теперь чуть ли не крупнейший экспортёр такого стекла. Благодаря в том числе заводу американской компании «Гардиан», который нам удалось локализовать в Красносулинском районе Ростовской области, среди несырьевых товаров стекло сейчас — вторая строка в российском экспорте.

Зачем нам непременно пытаться угадать, что будет нового выпускаться в нашем регионе через десять лет, например? Мне ближе другой подход — позиционирование и продвижение Ростовской области как индустриального сердца юга России. Мы хотим разместить в нашем регионе все производства, независимо от вида выпускаемой продукции, важно только, чтобы они соответствовали требованиям нашего экологического законодательства.

В то же время есть отрасли, которые в данный момент крайне важны для экономики, социального, демографического развития. Самочувствие этих отраслей часто выходит за границы экономики. Например, молочное животноводство. Там низкая рентабельность, большие сроки окупаемости. В том числе по этой причине у нас поголовье КРС в советское время было около 2,7 миллиона голов, а сейчас — около 700 тысяч. Однако, развивая молочное животноводство, мы заботимся о селе — чтобы там было много людей, чтобы там была комфортная жизнь. Жить на селе должно быть не хуже, чем в городе — причём это в интересах горожан: если все уедут из села, некому будет производить здоровые продукты. Второе — молочные продукты очень важны в рационе питания, а мы не обеспечиваем по ним продовольственную безопасность страны. Далее, животноводство важно для плодородия почв — нужна органика. Как следствие: государству, которое является интегральным выразителем разных общих интересов, можно включать искусственный инструментарий, который делает развитие данной экономически не самой привлекательной отрасли приоритетным, экономически выгодным за счёт искусственных стимулов. И мы видим, что это работает: федерация выдаёт беспрецедентные субсидии — около 30 процентов от произведённых в эту отрасль инвестиций, концентрируются на этой отрасли все остальные меры поддержки.

«Мы резко расширяем аудиторию форума»

— Как Ростовская область должна использовать такую площадку, как Всероссийский форум продовольственной безопасности?

— Во-первых, очень здорово, что наш губернатор выступил с такой инициативой, и что её поддержал президент. Первый форум был высоко оценен председателем правительства Медведевым, он принял решение, что этот форум станет регулярным, будет проходить раз в два года. Второй Всероссийский форум продовольственной безопасности пройдёт в Ростове-на-Дону нынешней весной, 27-28 апреля.

Конечно, государство на эту тему обратило внимание не сегодня — та же Доктрина продовольственной безопасности была утверждена в 2010 году указом президента. Но главное то, что происходят заметные изменения с тех пор, как на теме стали фокусироваться. Уверен, что это долгосрочная системная политика.

Разумеется, важно, что это первый федеральный форум, который Ростовская область прописала у себя. Для этого сначала пришлось найти незанятую нишу. Причём тема действительно очень актуальная и важная.

На время проведения форума мы получаем доступ к очень важным людям, которые влияют и на самочувствие Ростовской области, и на её развитие — и с ними всегда есть повестка для обсуждения. Речь и о федеральных руководителях, и о владельцах крупных бизнесов. Всероссийский форум продовольственной безопасности — отличный повод собрать в Ростове настолько серьёзную аудиторию. Мы даже можем не знать обо всех тех выгодах, которые приносят Ростовской области эти коммуникации, ведь на площадке собираются тысячи людей.

— То есть этот форум не та, площадка, на которой заключаются соглашения?

— Нет, это дискуссионная площадка. Первый форум был сосредоточен на обсуждении количественной проблематики обеспечения продовольственной безопасности России.

В этот раз центральная тема — экологически чистые продукты как основа здоровья нации. То есть мы смещаем акцент от количества к качеству продуктов. Правильное питание, экологически чистые продукты, научно обоснованные рационы — всё это очень сильно влияет на развитие человеческого капитала, состояние экономики, в конечном итоге на конкурентоспособность страны. Продуктовая индустрия сегодня стремится делать продукты с максимально низкими издержками, жертвуя их натуральностью, полезными свойствами. Скажем, сейчас совсем немногие производители продолжают делать кетчупы только из томатов, большинство давно их заменяет крахмалопродуктами.

По прогнозам, к 2050 году на Земле будет жить 9–10 миллиардов человек, в связи с чем производство продуктов питания должно вырасти минимум на 60 процентов. Как следствие, возникают риски того, что качество, экологичность, полезные свойства продуктов питания будут принесены в жертву ради снижения издержек производителей, обеспечения товарного вида, сохранения физической и экономической доступности продовольствия. Однако мы видим и другой тренд: растущий мировой спрос на экологически чистые продукты.

Здесь очень много развилок, очень большое поле для дискуссий и поиска сбалансированных решений. Например, может быть, нам надо увеличить дотации селу для того, чтобы в будущем пришлось меньше тратиться на медицину и лекарства? Китай сейчас впервые стал крупнейшим импортёром российского продовольствия — такого не было никогда. Дело в том, что в Китае около трети сельхозугодий испорчены чрезмерной агрохимией, тяжёлыми металлами и так далее — на них нельзя производить продукты, которые не наносят вреда организму. И они готовы переплачивать за российское, потому что для них российское — значит экологически чистое. Россия сегодня среди крупных мировых производителей продовольствия имеет самый большой потенциал производства экологически чистого продовольствия. Очень долго мы отставали в использовании агрохимии, стимуляторов роста — это было нашим конкурентным недостатком. Но сейчас это становится нашим конкурентным преимуществом. Мне кажется, в этом году мы резко расширяем аудиторию форума — тема здорового питания касается каждого.