Лейли Асланова — художница, которая занимается организацией выставок // Фото: из личного архива
Лейли Асланова — художник, куратор. Родилась в 1989 году в Краснодарском крае. Окончила факультет изобразительных искусств Педагогического института Южного федерального университета в Ростове-на-Дону, училась в московском институте «База». В 2011–2013-м — куратор выставочного пространства в творческом кластере «Креативное пространство». С 2016 года Асланова занимается выставочной программой в «Макаронке». «Макаронка» — это созданная в 2013 году частная арт-площадка в Ростове-на-Дону, объединившая экспериментальный «Театр 18+», выставочное пространство и мастерские художников. В 2020 году «Макаронка» потеряла финансирование, из «Театра 18+» ушли худрук и главный режиссёр. Однако оставшийся коллектив решил продолжить деятельность, уже без спонсора. В настоящий момент Лейли Асланова отвечает за выставочную деятельность центра. За два безденежных и пандемийных года «Макаронке» удалось провести 16 выставок.
«Эксперт ЮГ» провёл этот разговор в рамках проекта о лидерах культурных индустрий, поддержанного Фондом креативных индустрий и банком «Центр-инвест».
— Сейчас мы каждый месяц находимся в ситуации выживания. До июня 2020 года нас финансировал бизнесмен Евгений Самойлов. И это было такое благостное время, не нужно было думать о коммунальных платежах, об арендной плате, мы были обеспечены зарплатой. Сейчас над нами висит несколько угроз: главная из них — мы можем не заработать на аренду. Кто-то может заболеть, кто-то из членов команды может уйти, потому что не сможет совмещать работу в «Макаронке» с попытками заработать на стороне.
Сегодня у нас очень низкий трафик: есть ограничения, пандемия сократила количество людей, которые могут одновременно находиться на площадке. Кроме того, люди дезориентированы, они не могут разобраться, что сейчас работает, а что не работает. И у нас нет медиаресурсов, которые бы позволили нам расширить аудиторию по сравнению с 2013 годом. Всё равно о нас знает очень небольшое количество людей в городе, мы в этом уже не раз убеждались. Сегодня весь наш заработок идёт только от театральных постановок.
Непростой период и попытка сориентироваться
— Вы пытались найти нового спонсора?
— Дело в том, что вместе с учредителем мы лишились и статуса юридического лица, сейчас мы ИП, а индивидуальному предпринимателю сложно найти благотворителя. Нам нужно время, чтобы сориентироваться в ситуации…
— Может быть, какие-то предприниматели сами предлагали вам помощь?
— Были прецеденты. Неизвестное лицо дважды поддержало нашу команду. Прошедшим летом за нас оплатили аренду за три месяца, сами мы не смогли бы этого сделать.
— А с Самойловым у вас сохранились какие-то связи?
— Мы можем обращаться за поддержкой в некоммерческий фонд, который он учредил, и реализовывать совместные проекты. Он поддерживает нас морально, он оставил нам театральное оборудование. Самойлов говорит, что когда-нибудь в перспективе будет готов поддерживать и отдельные проекты. Но на данном этапе он отошёл от процесса.
На самом деле его выход как учредителя из «Макаронки» я восприняла оптимистично. Наверное, я и Дмитрий Цупко (отвечает за театральную деятельность «Макаронки». — «Эксперт ЮГ») были единственными, кто отреагировал на прекращение финансирования как на вызов, как на возможность пройти путь, по которому прошли наши коллеги, например, из Краснодара, которое сделали центр современного искусства «Типография».
Продолжить работу «Макаронки» было решением оставшейся команды. Дмитрий Цупко работает здесь с момента основания театра, а я всегда была причастна к каким-то процессам на «Макаронке», хотя в штат вошла только в 2016 году. Здесь проходило наше становление, мы уже сентиментально относимся к этому месту. Для нас «Макаронка» — пространство самореализации. Как и для других членов команды. Поэтому мы решили продолжить работу без финансирования.
У нас с Дмитрием Цупко не было опыта получения грантов, это всегда делали другие люди. А мы были только художниками, не обременёнными подобными задачами. И сейчас мы учимся ориентироваться в этой системе. Почему я считаю, что это здоровый опыт? Мы учимся видеть все процессы, которые важны для деятельности такого проекта. Мы учимся находить баланс между творчеством и финансовым результатом. Как получить финансовый результат и в тоже время сохранить ценности, которые нам дороги. Это вызов. Плохо, что он совпал с пандемией. Думаю, что АНО — это самая комфортная для нас форма существования. Мы сейчас занимаемся подготовкой устава.
«Это стихия, а я люблю стихию»
— Как много выставок вам удалось провести в таких непростых условиях?
— В среднем в год у нас проходит 8 выставок. Но у нас есть длительные летние каникулы, потому что жизнь нашего центра построена вокруг театрального процесса. И мы зависим от актёров. Когда они в отпуске, выставочная деятельность приостанавливается, мы или продлеваем июньскую выставку, или закрываем площадку на ремонт. За последние два года у нас было 14 или 16 проектов, затрудняюсь назвать точную цифру. Я являюсь куратором выставочной программы, но не обязательно куратором конкретной выставки. Есть выставки, которые курируют сами художники, есть выставки, которые курирует другие кураторы, а я только решаю организационные вопросы, помогаю сориентироваться в сценографии выставки, консультирую по техническим вопросам, занимаюсь написанием текстов.
— Какой проект был для вас самым интересным?
— Обзор ростовской граффити-сцены. Это август — начало сентября прошлого года. Проект был инициирован мной и Дмитрием Цупко. Художники, райтеры, артисты стихийно самоорганизовались, сами сформировали экспозицию, разрисовали нам стены, устроили инсталляции, объекты. Мы говорили о феномене граффити. Может ли оно из акта вандализма превратиться в монументальное искусство...
Мне давно хотелось создать проект о граффити, которое для меня всегда было неким живым проявлением молодёжной энергии в городском пространстве. Это то, что я люблю, и то, о чем мне хочется говорить. Это стихия, а я люблю стихию. И это ещё один момент, из-за которого мне нравится то, что произошло с «Макаронкой». Мне придётся дисциплинироваться. Я всегда находилась в суперстихийном состоянии, и мне нравились такие процессы, а сейчас нужно быть более дисциплинированным и организованным, вникать в какие-то аспекты, которые я раньше не имела в виду.
Обзор ростовской граффити-сцены был нашим отчаянным жестом, мы не понимали, что будет после августа, мы ещё не знали, что кто-то оплатит нам аренду. И мы «испачкали» выставочный зал. А потом появился тайный меценат, который закрыл нам аренду за три месяца. Я написала в Инстаграм, что я очень странная женщина, которая разнесла к чертям выставочный зал, но теперь понимаю, что его нужно восстанавливать. Когда люди узнали, что у нас нет финансирования — а очень многие думают, что наше финансирование продолжается, это показали недавние опросы — появилась Виктория Давыдова, владелец интерьерного салона. Она помогла нам полностью обновить выставочный зал. Она оплатила материалы и работу мастера. Виктория сказала, что рассматривает варианты поддержки центра.
Важно продолжать и делать это вместе
— Какой проект в сфере искусства, на ваш взгляд, сегодня можно считать успешным?
— Мне сложно ответить на этот вопрос. С одной стороны, можно говорить о каком-то культурном влиянии, которое можно оценить только в перспективе… Но лично для меня важно, чтобы культурный проект получал продолжение в следующем проекте. Чтобы люди, поработав вместе, сообща создали нечто новое.
— Можете привести пример успешного проекта?
— Уральская Индустриальная биеннале. Она создала рабочие места для большого количества людей, которые хотели бы реализовываться как профессиональные деятели культуры. У людей была возможность получать зарплаты за свою деятельность, связанную с их профессиональными интересами. Люди, которые включаются в такой большой проект, как Уральская Индустриальная биеннале, узнают, как все это работает, где взять грант, как его написать, какими словами. Мегапроект может стать импульсом для проекта поменьше. Вот это для меня успешность.
Все ростовские проекты — это небольшие команды, которые не могут себе позволить расширять штаты. У них на это нет ресурса, или они считают, что это им не нужно. Но расширение штата даёт новые возможности в работе над проектами других форматов. Не просто «палить» выставки, а, например, собирать архив, писать какие-то исследовательские работы. А мы сейчас, по сути, просто занимаемся производством выставок или фестивалей. Мы работаем только на настоящее, в надежде, что это каким-то образом отзовётся в будущем. Мы не создаём никакого архива и ничего не исследуем. Если бы мы могли расширить наши штаты и оплачивать работу людей, это могло бы приобрести более качественное звучание.
Нужен большой объединяющий проект
— Вы себя ощущаете членом какого-то творческого сообщества?
— Сейчас я являюсь членом сообщества РРР, сообщества региональных кураторов. Как расшифровать аббревиатуру, мы пока не смогли договориться. Это самоорганизовавшийся чат в Телеграмм. Это единственное сообщество, в котором я могу обсуждать какие-то кураторские проблемы: на какие юридические аспекты надо обратить внимание, где почитать про гранты, как разрешать какие-то этические конфликты, которые могут возникать в процессе работы.
Кроме того, я чувствую себя частью ростовского художественного сообщества. Несмотря на какие-то межличностные конфликты, мы всё равно поддерживаем отношения. Я не могу представить себя в ситуации, когда я откажу в помощи кому-то из своих коллег.
— Люди, с которыми мне доводилось говорить, сетовали на то, что в городе не хватает арт-менеджеров.
— Есть Ирина Ровер, Олег Устинов, Сергей Сапожников, Татьяна Колыванова, Татьяна Казанцева. Мне не хватает консолидированности в наших действиях, а ведь мы могли бы инициировать какой-то совместный большой проект, чтобы, например, привлечь сюда туристические потоки. Вместе мы могли бы решать вопросы, связанные с городскими пространствами, с большими событиями. Могли бы делиться между собой материальной базой, как это происходит в других городах. Уральская биеннале без союза профессионалов была бы невозможна. Но у нас другой менталитет. Если судить по первой Южно-российского биеннале, то можно решить, что люди во имя личных интересов могут пожертвовать профессиональными.
— А как вы смотрите на сотрудничество с городской администрацией, с каким-нибудь комитетом по молодёжной политике?
— Мы не делаем ничего такого эпатажного, чего не мог бы поддержать комитет по молодёжной политике. Все процессы, которые мы реализуем, находятся в рамках общей культурной повестки. Никаких провокаций. Мы независимы, но если мы выходим на какую-то острую программу, как было с граффити, то мы подаём это как вопрос, как повод для размышления. Мы учитываем российские законы. Мы не видим смысла их нарушать. Если, скажем, возникает тема, связанная с ЛГБТ, появляется рейтинг 18 +. Но пока нашей команде не хватает компетенций, чтобы работать с подобными структурами. И от того, разовьём мы эти компетенции или не разовьём, зависит существование «Макаронки».
Для развития культурных индустрий в регионе не хватает актуальных образовательных программ для обучения людей, которые хотят быть причастными к искусству, заниматься культурным менеджментом, а также журналистикой. А для журналистики не хватает культурных медиа, которые освещали бы происходящее в городе и регионе.
