Поделиться
Вооружённое гостеприимство
Мы едем в машине с Давидом Дасаниа, автором лучшего путеводителя по Абхазии на русском языке. По его интонации можно понять, что говорит он с нами как представитель абхазского народа. Самые частые обороты в его речи — «настоящий абхаз никогда…» или «настоящий абхаз всегда…» Слушать это непривычно — кажется, что хороших людей можно встретить лишь здесь.— Это правда, что в каждом доме в Абхазии есть оружие? — прерываю я его вопросом, который с момента пересечения границы не даёт мне покоя.
— Да. У меня, например, было два автомата. Один я продал, когда нужно было посылать дочь учиться, второй у меня украл один очень нехороший человек.
Вспоминаю рассказ товарища, гостившего недавно у абхазского бизнесмена. Во время застолья предприниматель не удержался и похвастал перед гостем новеньким американским автоматом — и не просто на словах, а вынес и показал.
Известно немало историй о том, как российские туристы, выбравшие неорганизованный отдых в Абхазии, попадали в неприятные истории. Так, в ростовской печати пару лет назад промелькнул рассказ бизнесмена о том, как к их ночному костру вышли люди с оружием и унесли всё имущество отдыхающих. То, что почвы для таких историй хватает, не вызывает сомнений — только в начале нулевых республика начала освобождаться от экономической блокады, когда ни один мужчина не мог пересечь границу с Россией. Это были годы, когда республика жила натуральным хозяйством, поставками из Турции, разбоем и подвигом женщин — им границы пересекать разрешалось, и они ездили в Россию торговать абхазскими мандаринами и хурмой.
У нас в стране мало знают даже о самом факте этой блокады, которая продлилась весь период правления Бориса Ельцина. Первые туристы, которые по старой памяти решали навестить абхазские красоты, сильно рисковали — по сути, они ехали в бедную, голодную, законсервированную почти на десять лет территорию с вооружённым населением. Сколь бы ни был дружелюбен и гостеприимен абхазский народ, понятно, что лежащее в доме ружье иногда стреляет. Хотя уровень криминализации в последние годы быстро падает, забыть о том, что ты едешь в вооружённую республику, сложновато.
Блеск и нищета туризма
Останавливаемся в Гагре. Город находится в пятидесяти километрах от Адлера, но среда здесь уже другая. Платаны становятся главными деревьями, в их ветвях нестерпимо, прямо посреди бела дня кричат цикады. Это город для пляжного отдыха, район считается зажиточным. Когда-то, лёжа на местном пляже, философ Мераб Мамардашвили делал наброски к «Лекциям о Прусте». Хотя упоминать его здесь лучше не стоит — грузинская фамилия всё-таки. Если отплыть на пятьдесят метров от берега и обернуться к нему, кажется, что море омывает сразу горы — линия, на которой помещается город, исчезающе узка, поэтому дома карабкаются на склоны.Российские туристы вспомнили об Абхазии в 2009 году, на следующий год после войны России с Грузией. Тогда Южная Осетия и Абхазия не сходили с федеральных телеканалов, по которым показывали национальные торжества республик после признания их независимости большим северным соседом.
«Это был очень удачный год с точки зрения туристического потока, — говорит мэр Гагры Григорий Еник. — Но тогда же мы увидели и все свои недостатки в сфере услуг — поняли, что не можем “переварить” такого объёма туристов. Приезжих ведь нужно накормить, обслужить. В советское время здесь была настоящая индустрия, обеспеченная холодильниками, хранилищами для продуктов, товаров, вина».
Первыми на появление потока туристов отреагировали владельцы частных гостиниц. В 2009 году в Гагрском районе было 9,8 тысячи мест размещения, этим летом — уже 11 тысяч. Темпы, конечно, невелики — гостиницы строятся небольшие, на 10-20 номеров, окупаются за два года. Но появляются и отели, близкие к уровню четырёх «звёзд» и с довольно приличными ценами. Хотя уровень услуг для состоятельного клиента пока только прощупывается, поэтому в холле дорогой гостиницы может быть включён телеканал «Шансон», а в ресторане вам необъяснимо будут отказываться варить кофе до 12 часов.
Наш следующий собеседник — Зураб Смыр, который представляется разнопрофильным бизнесменом, но позже мы узнаём, что ранее он занимал пост замминистра иностранных дел республики, а теперь возглавляет землячество Абхазии в Москве. Он рассказывает, что первая серьёзная волна туристов пришла в Абхазию ещё в 2007 году. В этом году лидер ЛДПР Владимир Жириновский устроил целый тур по республике — и всё это показывали по российскому телевидению. «Россияне, которые отдыхали здесь в детстве, как правило, сохранили воспоминания о Пицунде, Гагре, Новом Афоне, — поясняет Зураб Смыр. — Их ностальгические воспоминания в какой-то момент “выстрелили” — и люди хлынули. В результате спать туристам было негде. А второй поток был уже после признания независимости».
Правда, в этом году роста нет — сказывается неготовность инфраструктуры. Есть и другой фактор.
— Чиновник вам этого не скажет, но уровень отдыхающих очень низкий — образовательный, культурный, финансовый, — говорит Зураб Смыр. — У них нет денег. Я живу в Москве, у меня рядом с домом в интернет-кафе час стоит 250 рублей, а здесь 100 рублей — это дорого. Сейчас туризм даёт всего 20 процентов бюджета Абхазии — не 50 и не 80, как можно было бы подумать. Это раньше, во времена железного занавеса, Новый Афон был круглогодичным курортом. У нас всё-таки влажные субтропики — 220 солнечных дней, во всё остальное время — льёт как из ведра. Абхазии нужен крупный инвестор и современные центры отдыха, которые будут не в городах, а между городами. Это должны быть международные гостиничные бренды, которые привлекут состоятельную публику.
— А где вы такое видели?
— Сейчас Камбоджа строит такую зону отдыха.
— Но, чтобы проекты возникали на голом месте, нужна инфраструктура.
— В Абхазии нет территории, где не было бы света и воды. У нас где ни прокопай три метра — будет вода. У нас воды больше, чем во всех странах мира.
«Я не сторонник того, чтобы Абхазия превращалась в страну дешёвого туризма — думаю, что рано или поздно в наш курортный комплекс с удовольствием вложат деньги серьёзные инвесторы, — заявил нам чуть позже вице-президент республики Михаил Логуа. — Но для этого прежде всего необходимо создать условия, восстановив ключевые инфраструктурные объекты или создав новые».
Мост через Псоу
Крупного инвестора в Абхазии не только хотят, но и побаиваются. Опасения выражены законодательно: здесь не существует частной собственности на землю. Официальная точка зрения, которую разделяют многие бизнесмены, такова: перспектива поступления земли в продажу — гибельный путь для небольшой и небогатой республики, поскольку земля может быть распродана очень быстро. Сегодня земельный участок может быть выделен государством в аренду на 49 лет для строительства, например, санатория. Правда, сроки оформления земли и подключения площадки к инфраструктуре по российским меркам очень короткие — два-три месяца. Раньше большой проблемой для республики была пассивность инвесторов, севших на землю и ничего на ней не делавших, поэтому сейчас вводятся договоры аренды с инвестиционными обязательствами. После ввода объекта в эксплуатацию земля закрепляется за ним на постоянной основе.Для понимания инвестиционного потенциала республики нужно учитывать геополитическую ситуацию, в которой находится Абхазия. Её символом является погранпереход через реку Псоу в районе Адлера — это единственная сухопутная связь республики с внешним миром. Чтобы попасть на территорию республики, мы проходили это место: нас предупредили, что границу проще всего пересечь пешком. Мы стояли под палящим солнцем в приличной толпе, которую пропускали по узкой дорожке. Из десятка кабинок для проверки документов работало только две. В очередях время от времени возникала самая настоящая «коммунальная» ругань. Этот пункт пропуска выглядел как символ, выражающий степень интереса России к Абхазии. У нас всё же не везде так — достаточно сравнить с хорошо оснащёнными и ухоженными пунктами пропуска между Россией и Украиной.
Ещё в Сухуме есть аэропорт — но туда никто не летает, кроме редких официальных делегаций. Как нам рассказывают, чтобы в Абхазии появился работающий аэропорт, Россия должна немножко нажать на IСAO — Международную организацию в сфере гражданской авиации. Абхазская авиакомпания может организовать рейсы в Москву, но если сегодня в Сухум направит рейс, например, «Аэрофлот», то завтра у него появятся проблемы с вылетами в другие страны. Теоретически в Абхазию могут летать перевозчики, которые работают только внутри России, но таких компаний не существует.
«Очень сложно развиваться в таких условиях, — говорит Зураб Смыр. — Абхазия сегодня напоминает аппендикс России. Нашим политикам не дают визы в США, Великобританию и другие страны. Наш известный детский коллектив не выпустили даже в Польшу. У нас нет свободы перемещения! Для нас мир заканчивается на России, Венесуэле и Никарагуа».
Поэтому сегодня разговор о перспективах иностранных инвестиций в республику — это разговор об инвестициях России. Но есть и другие проблемы. «Инвестор порой просто не понимает, с кем нужно разговаривать в Абхазии, — признаёт Феликс Даутия, мэр Нового Афона. — А разговаривать надо со многими».
Запущенный рай победителей
Согласно одной из легенд, в день, когда Господь раздавал народам земли, абхазы не пришли, поскольку принимали гостей — и в награду Бог отдал им места, которые оставлял для себя. Культ гостеприимства мифологически мотивирован долгом отплатить за божий дар. Самый главный грех — забыть об этом долге. Миф о возникновении озера Рица основан на сюжете о том, как один из родов был наказан за этот грех — его поселение ушло под воду. Здесь всё это на слуху — вам назовут фамилию этого рода, историю его дальнейших злоключений. Соответственно, и главный жанр абхазской культуры — тост, встроенный в детальную церемонию застолья. Тост — самая естественная среда для абхаза, ни в какой другой ситуации он не выглядит столь органично. И первый — всегда благодарность Всевышнему. На Рице говорят: можно не вставать — Он и так совсем близко. Вот эта постоянно переживаемая близость к небесам — постоянный мотив культуры, которая в Абхазии вообще преимущественно устная. Да, национальная письменность и литература имеются, но это — побочный продукт, имена национальных писателей не слишком на слуху даже у местной интеллигенции.Абхазское общество очень иерархично. Оптимист увидит в этом верность традициям, пессимист — непривычно раздутую роль родоплеменных отношений. О человеке здесь всё известно в момент его рождения — происхождение, статус и репутация фамилии будут в значительной степени определять степень уважения к личности.
«Социальный статус лиц и фамилий в абхазской этнической среде зависел от отношения к ним владетеля, — пишет Давид Дасания в своей работе о происхождении абхазских фамилий. — Кроме Чачба, старинными абхазскими фамилиями считались князья Ачба, Эмхаа, Чхотуа. Старинными и исконными дворянскими фамилиями считались Званба, Маан, Лакрба. Мелкие дворяне распадались на ряд категорий, носили различные насмешливые наименования».
Человеку со стороны разобраться с этим материалом непросто. Главный грех — попытка сменить фамилию, скрыться от своего рода и судьбы.
В этом сентябре республика отмечала 20 лет победы в Отечественной войне 1992–1993 годов. Само слово «победа» по-абхазски пишется умопомрачительно для носителя русского языка: «аиааира». Это событие — ключевая часть современной мифологии Абхазии: для национальной самоидентификации война начала девяностых сыграла определяющую роль. Любой абхаз подведёт итоги войны одной фразой: «В начале войны у нас было несколько автоматов и охотничьи ружья, а у грузин — танки, вооружение, доставшееся от Советской армии, — и мы победили». Тут нет ни одного человека, у которого не было бы личных воспоминаний, связанных с той войной. У каждой семьи есть погибшие или пострадавшие. За одним столом с вами может оказаться человек, потерявший зрение на той войне — её раны до сих пор здесь очень реальны. Мужчины от сорока лет, как правило, имеют боевой опыт, многие — ранения. Мы разговариваем с Муратом, хозяином кафе на озере Рица. Ему на вид около сорока, и его преследуют болезни — несколько раз в год он ездит в Россию на лечение. Во время войны в него, двадцатилетнего парня, стреляли в упор — пуля попала в антенну рации над плечом. Недуги начались через пару лет после войны.
Сухум — уютный, слишком пустой и неубранный город со своим архитектурным обликом, искажённым следами войны. Когда вы въезжаете в Сухум с запада, то сначала проезжаете по мосту, на котором при штурме столицы абхазы понесли большие потери. Горы с обеих сторон моста увешаны портретами убитых. А затем вы въезжаете в ту часть города, где велись основные бои. В многоэтажных домах с пулевыми отверстиями, с частично брошенными квартирами почти двадцать лет живут люди. Этим следам было просто некуда деться — со времён войны государство не построило почти ни одного жилого дома. В центре Сухума монументом стоит огромное здание правительства — оно первым в 1993 году подверглось атакам противника и с тех пор зияет чёрными окнами.
Восстановление и реабилитация
Российские инвестиции в республику пошли в последние три года в рамках Комплексного плана содействия социально-экономическому развитию Абхазии на 2010-2012 годы. Общий объём плана — почти 11 млрд рублей. Для сравнения, в 2008 году суммарный объём инвестиций в стране составил 2,5 млрд рублей, в 2012 году — 5 млрд при объёме ВВП Абхазии в 25 млрд рублей. Примерно половина из суммы вложений — деньги российского бюджета. На освоении этих средств фактически формируется крупный по местным меркам бизнес — Южная строительная компания, «Абхазстрой», «Абхазберегозащита», «Сухум-лифт» и другие. Основные вложения делаются в объекты социальной инфраструктуры, дороги, ЖКХ и АПК. За три года были восстановлены республиканские больницы, роддома, филармония, Абхазский государственный музей, абхазский и русский драмтеатры, туберкулёзный диспансер, психоневрологическая больница — список довольно длинный. Затем комплексный план содействия развитию Абхазии был продлён. Объём финансирования на 2013 год определён в размере 1,8 млрд рублей.То, насколько много здесь получается сделать за российские деньги, удивляет. Во-первых, через всю республику от границы с Россией до Сухума мы едем по хорошей дороге, на больших отрезках которой стоят современные светодиодные фонари. Тут все рассказывают, как бывший глава Счётной палаты РФ Сергей Степашин во время визита спросил, во сколько обошлась реконструкция Национального театра Абхазии — и был поражён, когда услышал о сумме в 300 млн рублей. Надо полагать, он знал, в какую копеечку такие работы влетели бы в Москве. Строители, рассказывая нам о стоимости объектов, считают нужным добавить, что в Сочи это стоило бы в три раза больше. Помимо прочего, здесь ещё работает фактор дешёвой рабочей силы. Глава одного из районов республики сказал нам, что его зарплата составляет 6 300 рублей. Ежемесячный доход в 15 тысяч здесь считается очень приличным.
Конечно, за восстановление инфраструктуры все абхазские политики сегодня выражают благодарность России. Но прекрасно помнят, что если бы всё закавказское оружие она в начале девяностых не оставила Грузии, то, возможно, та бы и не решилась развязывать военные действия. А в девяностые Россия держала республику в блокаде. Дорогой жизни в этот момент были маршруты Стамбул — Сухум и Трабзон — Сухум — абхазская диаспора в Турции добилась, чтобы населению поставлялись продукты питания и бензин. Только в 2001 году пропускной режим с Россией был смягчён. Владимир Путин для современной Абхазии — первый политик, который понял позицию народа. Хотя здесь помнят и более давние события — в XIX веке 90% абхазов было выселено с территории своего проживания. Считается, что за пределами республики сегодня живут полтора миллиона абхазов — в самой Абхазии их 123 тысячи. «Да, сегодняшняя Россия не в ответе за царскую, — говорит Зураб Смыр. — Но, по исторической логике, признание Россией независимости Абхазии — это реабилитация за события XIX века».
Зарождение экономики
Экономику государства сейчас пытается создать само государство. Например, в прошлом году Абхазия вложила 300 млн рублей в тысячу гектаров плантаций, отданных под плодовые культуры: мандарины, хурму, виноград. «Это немного, но за последнее десятилетие никто столько не вкладывал, — говорит министр экономики республики Давид Ирадян. — Старые плантации не позволяли выращивать фрукты товарного вида. На следующем этапе мы будем создавать небольшие предприятия по переработке продукции, производству джемов, сухофруктов. Пока мы не можем рассчитывать на частные инвестиции в этой сфере. Ведь, например, сырья не так много даже для маленьких производств. Наша задача — показать, что можно делать в отрасли».Сегодня, если пойти на сухумский рынок, вы найдёте процентов тридцать местных помидоров — всё остальное будет завозное. При этом зачастую местные овощи и фрукты стоят дороже, чем турецкие и краснодарские. Повсеместно мы слышим, что всем живущим на селе нужно дать занятость — и это вопрос не только экономики, но и сохранения культуры, традиций, языка. «Домашние хозяйства, — поясняет Давид Ирадян, — не локомотив экономики, но её фундамент».
Существует и программа реабилитации промышленности. В Сухуме когда-то было 40 промпредприятий, среди которых — ткацкая фабрика, производство фломастеров, кожобувной завод, кондитерская фабрика. Сейчас делаются попытки некоторые из них восстановить, но Зураб Смыр считает, что экономике республике нужны скорее новые предприятия — прежде всего в пищевой промышленности. Откуда они возьмутся? Наиболее прогнозируемый ответ — от абхазских диаспор в Турции и России. С ними ведётся активная работа, но их потенциал пока и близко не использован.
Локомотивом роста в Абхазии пока не может быть и финансовый сектор. Кредит здесь получить непросто. Местные банки — их чуть больше десятка (Сбербанк Абхазии, Сухум-Банк, Гарант-Банк, Банк-Престиж и т.д.) — кредитуют прежде всего торговлю и строительство гостиниц. При ставке рефинансирования в 12% стоимость кредита — 18–24%. При этом сами банкиры говорят об огромной проблеме невозвратов — предприниматели берут кредиты и прогорают.
«Мы сейчас находимся примерно на уровне 1998 года в России», — сказал в разговоре с нами руководитель филиала Сбербанка Абхазии в Новом Афоне, имея в виду прежде всего культуру предпринимательства. «Нужны менеджеры, которые просто научат, как зарабатывать деньги, — говорит Феликс Даутия. — Многие в сёлах не знают даже состава земли, которой пользуются, — и сажают то, что там просто не может расти. А если вырастят, то потом не могут продать».
Стратегия экономического роста, о которой нам рассказал министр экономики республики, помимо государственных инвестиций, основана на идее постепенного освобождения от административных барьеров и введения инвестиционных договоров, прописывающих взаимные обязательства государства и инвестора. Главным административным барьером Давид Ирадян считает размытость законодательства и несформированность правоприменительной практики. Ещё одна революционная мысль, под которую сейчас пишется закон, — попытка ввести в оборот имущественные права на землю, что позволит вовлечь в экономику значительные ресурсы.
На самом деле 1998 год в Абхазии — это недавно, три года назад республика была несопоставимо дальше от России. Тут важен эффект масштаба — процессы обустройства, которые на огромной российской территории идут долгие годы, здесь могут занимать месяцы.
Момент истины
К концу нашей поездки Давид вдруг признаётся, будто пытаясь что-то объяснить: «Понимаете, абхазы — плохие предприниматели: ещё несколько лет назад торговля считалась чем-то постыдным». Мы уже несколько дней могли лицезреть то, как Давид ведёт дела, и понимали, о чём он. Наш проводник умудрялся почти нигде ни за что не платить, но при этом нас пропускали на закрытые территории, не давали отдать деньги за местный мёд, расплатиться за накрытые столы. Как в раю. Ценностям капиталистической экономики тут явно мешает культ дружбы. Мы, вообще-то, представляем уже то поколение, у которого нет воспоминаний о детском отдыхе в Пицунде. Это была первая наша поездка в Абхазию, и главное её впечатление — то достоинство, которое обретает абхаз, уверенно произносящий полные пафоса слова во славу Всевышнего и гостя. Они говорят то, о чём у нас говорить давно не принято, — и будто обретают в этих речах собственную идентичность. Это — национальный момент истины, в которой «родоплеменные отношения» открываются своей ценностной стороной.Кажется, что, когда капиталистическая экономика тут всё же будет создана, она имеет шансы стать немного другой.
