Поделиться
Важнейшим событием в новой истории предприятия стала его приватизация в 2006 году, после чего ДЗИВ начал быстро наращивать свою долю на российском рынке игристых вин. Наиболее впечатляющую динамику предприятие продемонстрировало в 2009–2010 годах, когда с рынка стремительно ушёл основной конкурент дербентцев — завод «Исток» из Северной Осетии, долгие годы бывший одним из ведущих отечественных производителей шампанского. Это событие совпало с финансовым кризисом, когда российские виноделы получили временное преимущество перед зарубежными конкурентами за счёт девальвации рубля. Именно в этот момент винодельческие предприятия, сумевшие предложить рынку качественную продукцию по невысокой цене, смогли значительно увеличить свой оборот и завоевать новых покупателей. В их числе оказался и Дербентский завод игристых вин.
Генеральный директор и основной совладелец ОАО «ДЗИВ» Магомед Садулаев прошёл вместе с компанией весь путь модернизации производства. Сегодня главная задача, которую решает предприятие, — создание своей сырьевой базы: собственные виноградники завода начнут давать товарную продукцию лишь через несколько лет. Однако уже сейчас ДЗИВ, по словам г-на Садулаева, готов быстро нарастить объёмы выпускаемой продукции вдвое — с нынешних 35 до 70 млн бутылок в год. Мешают этому не столько рыночные, сколько институциональные факторы — прежде всего отсутствие в российском виноделии отраслевого законодательства, что даёт возможность выхода на рынок недобросовестных производителей «шампанского».
«Эксперт ЮГ» много раз писал о непродуманной, а то и откровенно репрессивной политике государственных и окологосударственных структур в отношении российских виноделов. Интервью с Магомедом Садулаевым — ещё одно подтверждение того, что для регулирования рынка вина должны быть выработаны механизмы, принципиально отличающиеся от существующих сейчас. Без этого динамика роста, стремительно набранная несколько лет назад лучшими виноделами страны, будет столь же быстро утрачена, особенно в условиях вступления в ВТО.
Заместитель «Истока»
— Каковы основные источники роста компании? Статистика показывает, что рывок по выручке у вас произошёл в 2009–2010 годах. Можно ли говорить, что это случилось благодаря кризису, когда потребитель быстро переориентировался на продукцию по невысокой цене?— Не думаю, что дело только в стоимости. Рывок пришёлся на то время, когда с рынка ушёл наш самый большой конкурент — «Исток». Конкуренция была очень жёсткой. Доходило до того, что они платили минераловодскому стекольному заводу, чтобы нам не давали посуду. Когда «Исток» рухнул, естественно, мы запустились на полную мощность, и у нас произошёл резкий скачок. Причём «Исток» ушёл с рынка безвозвратно, у них в какой-то момент за два месяца был возврат 16 миллионов бутылок шампанского в связи с потерей качества. Они перестали чувствовать землю, а с шампанским такие вещи не проходят. Шампанское — это же не водка, это не напиток алкоголиков, его покупают сознательно, и здесь должна быть системная работа. Без этого сегодня не получится. Один раз заманишь своей этикеткой, второй раз не купят.
— За счёт чего именно вам удалось занять место «Истока»?
— Качество, качество и еще раз качество. Системная работа. На этом рынке ни в коем случае нельзя останавливаться. На один месяц остановился — уже проиграл, твою нишу займут. Мы действительно держим невысокую маржу за счёт покупательной способности, потому что работаем на среднего покупателя России. «Абрау-Дюрсо» на десять рублей дороже наценку ставит, но разливает всего пять-шесть миллионов бутылок — им этого хватает, там очень богатый руководитель, Борис Титов. Нам же приходится работать в среднем сегменте. Но прибыли, рентабельность у нас есть — если бы этого не было, мы бы столько не вложили в модернизацию.
— Какая доля российского рынка игристых вин вам сейчас принадлежит?
— Мы сегодня разливаем 35 миллионов бутылок в год, а мощность завода — 70 миллионов бутылок. Мы, наряду с Московским комбинатом шампанских вин и петербургским ЗАО «Игристые вина», входим в число лидеров российского рынка, которые разливают 90 процентов продукции. Сегодня москвичи отстают, мы первое и второе место делим с питерцами, контролируем от 25 до 30 процентов рынка. Начинали с одного процента, и нам понадобилось 16 лет, чтобы прийти к сегодняшнему результату. Наша продукция завоёвывала на рынке себе имя тихо.
— Какие суммы вложены предприятием в модернизацию производства за последние годы?
— Мы вложили порядка 600–700 миллионов рублей за шесть-семь лет. В 2006 году, когда произошла приватизация предприятия, его оценили в 70 миллионов рублей. Сегодня стоимость завода составляет более миллиарда рублей. На 99 процентов все производственные линии обновлены.
— Правильно ли я понял, что вы для развития используете прибыль, а не кредиты?
— Да, прибыль практически стопроцентно уходит в развитие, это стратегия предприятия. Если этого не будем делать, нас задушат — рынок сегодня таков. Хотя кредитная линия у нас тоже есть, особенно на посадку винограда. Частично проценты по кредитам нам субсидирует государство.
— Как организована ваша система контроля качества продукции?
— Мы сейчас ставим уникальный автомат, который определяет качество компонентов виноматериалов: сколько в них винограда, действительно там винные компоненты или нет. Таких автоматов всего два в России, второй, кажется, находится в Казани. Это очень дорогое оборудование. У нас также стоит единственный в Дагестане компьютер для замера количества сахара в винограде, и в договор обязательно включены параметры качества винограда — например, столовые и красные сорта мы не принимаем. Вообще, весь цикл производства шампанского связан одной трубой, и если в одной ёмкости шампанское испортилось, портится вся труба. Поэтому очень сложно следить за процессом. В 98-м или 99-м году мы получили 100 тысяч декалитров не очень качественных виноматериалов — меня очень попросили их принять. И это нам полностью испортило линию, пришлось остановить производство и заново начинать. Поэтому если хоть одна позиция в производстве шампанского обрывается, ничего не получится.
Курс на виноградную независимость
— Каковы основные направления инвестиций компании на ближайшие годы?— Главное для нас — сажать виноград. Своих виноградников у нас сейчас 1200 с лишним гектаров, но они только недавно заложены, должно пройти пять лет, чтобы они стали давать урожай. По-прежнему идёт посадка без остановки, доведём площадь до двух тысяч гектаров. В виноград мы вложили уже около 400 миллионов рублей. Если доведём объём посадок до двух тысяч гектаров, то это потребует инвестиций около миллиарда. На двух гектарах у нас сейчас работает один человек, 1300 гектаров требуют создания 600–700 рабочих мест.
— Как сейчас выглядит структура поставок винограда на предприятие?
— Почти 92 процента винограда нам поставляет республика. Есть хозяйства, с которыми мы работаем уже 15 лет. Предоплата чаще всего тридцатипроцентная, остальное выплачиваем до 1 января, но бывает и стопроцентная предоплата с переходом на следующий год. Без этого хозяйства просто не выживут. В 2011 году на Ставрополье виноград принимали по 7 рублей, мы брали по 14–15. Но я в вопросе работы с партнёрами занимаю жёсткую позицию. У ГУПов в республике урожайность сегодня 50 центнеров с гектара, у частника — 140, даже по внешнему виду винограда можно определить, что его вырастил ГУП. Нужны ли вообще такие ГУПы?
— Насколько существенно на объёмы винограда влияет погодный фактор, особенно недавние холодные зимы?
— Скорее влияет лето — с каждым годом погода становится всё засушливее, например, в 2012 году за первую половину лета дождь был всего один раз. Поэтому мы строим систему полива, которая очень затратна. Только на одном из наших участков площадью 170 гектаров — 600 километров труб. То, что мы только на зарплату отдаём поливщикам на площади 500 гектаров, мы окупаем в течение трёх-пяти лет.
— Вы декларируете объёмы переработанного винограда?
— В 2011 году мы переработали 35 тысяч тонн — это больше всего в России, в денежном выражении — это 500 миллионов рублей. Мало какое предприятие может такие деньги сразу выложить. Можем перерабатывать больше, но объём единовременного хранения сусла у нас на 40 тысяч тонн.
— Привозные виноматериалы вы совсем не используете?
— Так не бывает. Мы получаем материалы из Одессы, вкладываем в выращивание там наших сортов, и наш партнёр их перерабатывает. Где-то 200 тысяч декалитров виноматериалов мы оттуда получаем. Также неплохой урожай получаем со Ставрополья, забираем примерно 90 процентов ставропольских шампанских виноматериалов. В дагестанских хозяйствах ни один литр виноматериалов не готовится, они очень сильно отстали.
— Вы и дальше планируете оставаться в своей нише эконом-класса, или же есть планы по развитию более дорогих сегментов?
— У нас есть великолепный сорт винограда шардоне, которого в стране никогда не было, из него делаются вина по тысяче долларов за бутылку. Мы этот сорт сейчас сажаем и, естественно, будем готовить элитное шампанское для узкого круга. Мы уже сделали подарочную серию по 35–40 тысяч рублей бутылка — нам его не хватает, покупатели расхватывают. Также есть план ежегодно выпускать миллион бутылок тихих вин.
— Насколько существенна для предприятия проблема поиска новых кадров?
— У нас нет такой проблемы. До того, как я стал руководителем, я проработал здесь десять лет, и практически 90 процентов команды сформировалось в это время. Извне привлекли только главного шампаниста, он перешёл из «Абрау-Дюрсо», работал у нас пять лет, и мы многим ему обязаны. Кстати, когда он от нас ушёл обратно, то наладил в «Абрау» непрерывную технологию розлива. Сейчас у нас числится более тысячи сотрудников. На самом заводе обычно 400–500 человек, с учётом трёх смен в сезон — до 600. Шампанское — продукция сезонная, с июля-августа мощности загружены на 99 процентов, а до этого — всего на 12–15, поэтому в июле мы работаем в две смены, с первого августа — в три.
— Каковы заработки работников?
— Средняя зарплата за 2011 год по заводу — 27 тысяч рублей. Меня как-то спросил один из членов правительства: а как у вас реализуются социальные программы? Я говорю: здесь сотрудники 12 лет не знали, что такое зарплата, а теперь они её получают ежемесячно. Это ли не социальная программа?
«Главный риск — чиновники»
— Сейчас ваша продукция есть во всех регионах России, или какие-то ещё не охвачены?— Уже практически все. Естественно, очень сложно в Москве и Московской области. Там своя система — за вход на рынок надо платить огромные суммы. Но в ситуации, когда у нас дефицит продукции, лезть туда и давать эти деньги мы не собираемся. Мы работаем с сетями — в «Магните», Х5 наша продукция полностью представлена. Примерно 20–30 процентов продукции уходит через сети.
— А на экспорт отправляете продукцию?
— У нас экспортной лицензии нет, но есть фирмы, которые отгружают.
— Многие компании с Северного Кавказа жалуются на высокие транспортные издержки при доставке своей продукции в центральные регионы России. Вы с этой проблемой сталкиваетесь?
— Да, регион у нас самый южный в стране — чтобы привезти продукцию в Москву, на каждую бутылку приходится добавлять пять рублей. У нас своя транспортная компания, она заключает договоры со всеми контрагентами, и каждый из них знает, какой водитель привезёт продукцию. Железной дорогой мы не пользуемся, её в свое время подобрал под себя «Исток», и мы не смогли туда войти. Но у нас есть свой виноград — поэтому нам, конечно, легче, чем многим другим производителям.
— Вы сталкиваетесь с протекционизмом в других регионах?
— Мы работаем в нескольких регионах, где есть свои производители. В Самарской области, например, работают два завода, которые производят «шампанское» из так называемого сухого сусла. Оно стоит 10 рублей, его перемешивают, получают виноматериал, который стоит 25 рублей, добавляют спирт, другие компоненты, сатурируют — и всё. И вот меня спрашивают: какую прибыль ты в этом регионе имеешь? Мы тебе дадим две таких суммы, только не вози, пожалуйста, сюда.
— Как бы вы определили основной риск для вашего бизнеса?
— Главный риск — чиновники, которые мешают работать. На республиканском уровне мне помогает статус депутата Народного собрания Дагестана, но на российском уровне — кто на это смотрит? Мы платим огромные налоги, не выпускаем ни одной бутылки без марки и даём гарантию качества. Но мешают постоянно. Во Франции есть завод, существующий триста лет, и у него две лицензии: первая — на открытие, вторая была переоформлена в 1824 году. А мы за год уже третью лицензию меняем. Идёт передел рынка.
— Вы легко прошли перелицензирование в 2011 году?
— Если компания работает чисто, проблем у неё не бывает. К нам претензий нет.
— Один из крупных российских производителей вина как-то мне сказал: сколько бы мы ни произвели, страна всё выпьет. А можно ли утверждать то же самое по поводу шампанского?
— Нельзя сказать, что люди стали больше пить шампанского. Нам жалуются московские заводы, что их товар вытесняет из сетей дешёвая продукция. В Кабардино-Балкарии, например, делают «шампанское» за 45 рублей — как с такими конкурентами работать? Многие старые заводы стоят — например, ростовский завод два года не работал, «Абрау-Дюрсо» хромает. С другой стороны, если бы потребитель не понимал, что он покупает, мы бы сегодня могли и не работать. У потребителей, конечно, есть понимание, что бутылка не может стоить 50 рублей, но не у всех. Мы бьёмся за то, чтобы на законодательном уровне обозначить минимальную цену шампанского, как это сделано для водки, но пока безрезультатно.
— Насколько серьёзным фактором риска для вас будет вступление в ВТО?
— Слово «шампанское» по договорённости с ВТО мы имеем право использовать только до 2016 года, поэтому уже сейчас внедряем термин «игристое вино». У нас есть свой бренд «Дербентское игристое». Бренд «Советское шампанское» запатентован «Росспиртпромом», они его продают.
Потенциал — под ногами
— Необходимо ли провести в Дагестане земельную реформу — разрешить приватизацию сельхозземель? Какова ваша позиция по этому вопросу как директора предприятия и депутата республиканского парламента?— Приведу такой пример. У нас рядом с Дербентом два села. Их сельхозземли проданы ребятам из Москвы, это наши таты (одна из народностей Южного Дагестана. — «Эксперт ЮГ») из Дербента. Они взяли эти земли у главы администрации и сидят в Москве. Два-три гектара для вида обрабатывается, на одном гектаре посадили виноград — и всё, остальное перепродают по своей цене. Люди сидят без работы, а глава района говорит — идите к ним. Это разве правильно? Поэтому в первую очередь надо провести инвентаризацию сельхозземель: где они находятся, у кого и как используются? А дальше необходим индивидуальный подход: давать или не давать частную собственность и как использовать землю? Говорят, что каждый проданный кусочек земли — это рабочие места. А что, сегодня, когда дают землю в аренду на 49 лет, рабочие места не создаются? А если всю землю раздать в частную собственность, то сюда могут прийти московские олигархи и будут на наших землях строить свинокомплексы.
— Насколько сложно для вашей компании было найти земли для посадки винограда?
— Очень непросто эти вопросы решались. У нас, например, был винсовхоз «Дарвагский», 2200 гектаров земли — виноградники, пастбища. Согласно уставу, решения по этой земле могли принимать пять человек, из которых двое читать не могут, а двое — родственники директора. А директор оказался аферист — куста на этой земле не оставил, раздал в долевое использование. Мы взяли там один из лучших участков, 50 гектаров. Глава Табасаранской районной администрации всё подписал, в апреле провели плантаж, в ноябре посадили виноград. Документы делаются, это не один день. Потом смотрим — а глава района подарил землю, где мы посадили виноград, одному из работников прокуратуры республики за решение какого-то вопроса. И тот обращается к нам: давай пополам урожай будем делить. Вот эту всю вакханалию надо закрыть, чтобы сельчане не теряли землю.
— Как вы думаете, можно ли в ближайшие годы восстановить в Дагестане те объёмы виноградарства, которые здесь были в советский период?
— Я писал на эту тему докладную на имя президента и премьер-министра республики. Если посмотреть на земли Южного Дагестана от Манаса до Самура, то, кроме как сажать виноград в предгорных и равнинных местах, на них больше нечего делать. В этой отрасли может быть занято где-то около 20 тысяч человек, и тогда мы соберём 200 тысяч тонн винограда — и моментально реализуем. А если ещё сделать хранилища с холодильниками, то сможем реализовать и 250. Я говорю руководству республики: посмотрите, какой у нас частники выращивают виноград, — и помогите этим людям развиваться. У нас очень много сейчас говорят про инвестиции — оттуда, отсюда. А нужно в первую очередь использовать свой внутренний потенциал.
Дербент — Ростов-на-Дону
