События на Украине повергли российскую либеральную и, шире, западническую общественность в состояние, близкое к панике. Профессор Российской экономической школы Сонин, например, заявляет на страницах известной прозападной газеты, что действия России на Украине — «трагическая ошибка, которая поставила крест на пути к долгосрочной стабилизации, по которому наша страна шла после событий 1990–1993 годов». Ирина Прохорова, глава партии «Гражданская платформа» и издательства «НЛО», говорит, что «на наших глазах разворачивается почти классический сценарий слепой имперской алчности, способной спровоцировать новую глобальную бойню». Писатель Акунин в блоге на «Эхе Москвы» трактует происходящее как шаг к политической и экономической блокаде, к пожизненному президентству Путина и неизбежной революции. Украина не оставила равнодушной даже тех представителей интеллигенции, которые обычно были невероятно далеки от текущей политики. Например, поэт и переводчик Ольга Седакова, человек сугубо академических ценностей, разглядела в украинском Майдане «свет» для обновлённой Европы.
Очевидно, что «прогрессивная общественность» в событиях на Украине почуяла нечто неотвратимое, чему либо пока не может найти подходящего имени, либо знает его, но боится произнести вслух. Это имя — конец гегемонии Западного мира, продолжавшейся на протяжении двух с лишним столетий, с момента «взлёта» западной экономики в ходе промышленной революции рубежа XVIII–XIX веков. Подготовка к этому заняла ещё порядка трёх с лишним столетий, поэтому и пресловутый «закат Западных земель» (именно так правильно называется знаменитая книга Шпенглера) не обещает быть быстрым. Но определённые механизмы этого процесса уже вполне поддаются описанию.
Трезвый анализ требует на время вернуться на позиции исторического материализма. Вот как описывает механизм глобальной гегемонии создатель мир-системного анализа, американский социолог Иммануил Валлерстайн. Сначала определённая держава (исторически их было три — Голландия, Англия и США) захватывает мировое первенство в сфере производства: это ведет к её преимуществам в торговле, а они, в свою очередь, приводят к преимуществам в финансовой сфере.
Однако момент подлинной гегемонии обычно краток. Достигнув пика, держава-гегемон, по Валлерстайну, начинает утрачивать свои преимущества в той же последовательности: сначала теряет первенство в производстве, затем — коммерческое преимущество, дольше всего сохраняя доминирование в финансовой сфере. Для примера, в 2011 году Соединённые Штаты впервые уступили Китаю первенство в доле мирового производства — 18% у США против 19,8% у Китая (притом, что ещё в 2005 году этот показатель для КНР составлял 9,8%). По итогам 2012 года Китай вышел на первое место в мировой торговле с оборотом 3,87 трлн долларов (у США — 3,82 трлн), а уже в 2009 году стал крупнейшим мировым экспортёром. Наконец, в финансовой сфере гегемония доллара сохраняется, но уже при сильном тренде к экспансии региональных валют (евро, юаня, рубля).
Но в картину взлёта и падения глобальных гегемонов требуется внести ещё один элемент — идеологический, который появляется позже других, когда материальное преимущество уже неоспоримо. Но и закрепляется идеология на более долгий срок. Так происходит потому, что процессы в ментальной сфере куда инерционнее, чем в физическом мире — мы очень часто осознаём, что мир необратимо изменился, лишь спустя много времени после того, как это уже произошло. А украинский кризис свидетельствует именно об этом: всё начиналось как очередное издание «оранжевой» революции, но слишком быстро вышло из-под контроля элит. И вот уже трудящиеся востока Украины выходят на улицы под лозунгом «Нет капитализму!», а Соединённые Штаты и Евросоюз, похоже, понимают, что от привычной в таких случаях реакции — «У вас ещё нет демократии? Тогда мы летим к вам!» — в данном случае придётся воздержаться. Причём не только из-за того, что денег нет, но скорее потому, что это окончательно уничтожит престиж и моральный авторитет Запада в остальном мире, и так подорванный историями с Вьетнамом, Югославией, Афганистаном, Ираком, Ливией, Сирией. А ещё можно вспомнить такие неприглядные страницы истории Западного мира, как протестантский террор эпохи Реформации, уничтожение коренного населения Северной Америки, работорговля, опиумные войны и многое, многое другое, о чём наша либеральная общественность предпочитает умалчивать, при этом регулярно напоминая о репрессиях Ивана Грозного или Сталина.
Ситуация с Украиной, которая, кстати, способна перерасти в военный конфликт только при активной воле к войне на Западе, вписывается в сюжет как раз идеологической борьбы. Именно на этом фронте сегодня идёт главное сражение — и да, его инициировала Россия. Она позволила Западу предстать перед всем миром совсем другим — цинично достигающим своих целей и не оставляющим шанса на справедливость. Россия обозначила свои интересы на глобальном «рынке» идеологии. Потому что это она сейчас в одеждах миротворца: не произведя ни единого выстрела, Путин поставил заслон расползанию фашиствующих бандитов, представляющих людей, которых фактически наделил властью Запад. И то, что его рейтинг сейчас достиг рекордных значений за последние несколько лет, неслучайно. Сейчас западные и прозападные политики и СМИ перебирают стереотипы всех возможных эпох, совершенно не обращая внимания на то, что реально происходит. Для тех, кто следит за реальностью, не происходит ничего удивительного: так и должно вести себя государство, имеющее внятное представление о справедливости. Западное же представление в эпоху гегемонии США описывалось не самой демократичной римской фразой «Что позволено Юпитеру, не позволено быку». А к идеологии у либерального сообщества аллергия — оно за последние 25 лет привыкло думать, что её может не быть. Поэтому бросается на всякого, кто заикается о «духовных скрепах». Это заблуждение. Если вы думаете, что не имеете своей идеологии, значит, живёте по чужой. А чужая уже совсем никудышная.
