«Ресурсный класс» — это первый в Ростовской области проект инклюзивного класса в обычной школе. Он работает четвёртый год в школе №81 Ростова-на-Дону. В классе — шесть детей. Рядом с каждым учеником — специальный сопровождающий педагог, тьютор. Дети (с расстройством аутистического спектра (РАС), с различными формами ДЦП, большинство из них — с алалией, то есть недоразвитием речи) учатся в обычной школе по индивидуальным программам и общаются с «нормальными» детьми на переменах, в школьной столовой и на школьных мероприятиях. Суть проекта – в постепенном включении детей с особенностями развития в обычную школу.
Создала этот класс мама ребенка с РАС Ксения Берковская. После года работы инклюзивного класса она зарегистрировала АНО «Ресурсный класс», которая привлекает финансирование и участвует в работе минобразования региона для внедрения инклюзивных классов в школах.
Ксения Берковская – пример тех руководителей некоммерческих организаций, которые пришли в «третий сектор» из-за собственных потребностей, в её случае – при обучении особенного ребенка. Собственная ситуация превратилась в системный проект. По словам Ксении, одна из целей АНО «Ресурсный класс» — наличие инклюзивного класса в обычных школах как практики, поставленной на поток.
— Какие показатели являются ключевыми в работе «Ресурсного класса»?
— Мы оцениваем нашу работу по успеваемости детей, которые учатся в ресурсном классе в школе №81 Ростова. Все наши дети занимаются по индивидуальным адаптированным программам. Критерии следующие: освоение индивидуальной программы, поведение ребёнка и навыки самообслуживания, количество выходов и качество их работы в обычных классах с нормативными сверстниками. Это стандартные критерии эффективности работы инклюзивных классов. За четыре года работы над проектом мы убедились, что проект очень востребован. Детям эта форма обучения подходит, они действительно меняются в лучшую сторону.
Важно, чтобы эти показатели работали не только для некоммерческих организаций, которые зачастую первыми открывают подобные инклюзивные классы, но и для государственных органов. На сайте министерства общего образования Ростовской области есть данные, что 3,5 тысячи учеников в регионе обучаются в условиях инклюзии. Но мы не знаем, как организована эта работа. При этом мы знаем о жалобах родителей, что дети недополучают специализированных предметов, услуг логопеда, дефектолога. Очень часто родители сами сопровождают своих детей в школах, сидят с ними на уроках. Это не показатель инклюзии.
— Каковы основные источники финансирования «Ресурсного класса» сейчас? Какие источники вы считаете наиболее перспективными?
— Основная часть — это собственные средства родителей детей, которые занимаются в классе. Конечно, идеальный вариант — финансирование со стороны государства. Но пока таких возможностей нет. Думаю, что даже софинансирование со стороны государства и родителей могло бы сделать эту практику более распространённой, и в городе был бы не один «ресурсный класс».
Нашим первоначальным планом была апробация модели «ресурсного класса» в обычной ростовской школе. Эта модель эффективна за границей и в Москве. Сегодняшние задачи — апробация «ресурсного класса» не только в начальной школе, но и в средних классах. Кроме того, одна из наших целей — внедрение модели «ресурсного класса» в региональных школах региональным министерством образования. Чтобы эта модель работала не только как инициатива родителей, но и как государственная практика.
— Какие ресурсы для этого нужны?
— В первую очередь финансирование.
— Профессиональная НКО — это в вашем понимании прежде всего кто? Эксперт, инноватор, коммуникатор, предприниматель, миссионер, платформа для партнёров?
— Профессиональные НКО умеют готовить волонтёров и работать с ними, они профессионально ведут сборы пожертвований, у них прозрачная финансовая отчётность.
— Мы видим множество примеров, когда социальные проекты реализуются людьми, которые не считают нужным регистрировать НКО. Обязательно ли это делать и почему? Как вы объяснили для себя создание организации?
— Юридическое лицо у «Ресурсного класса» появилось не сразу, я зарегистрировала его в 2017 голу после года работы проекта. Нужно было дорасти до регистрации НКО, потому что это большая ответственность, чем социальная инициатива. Но я понимала, что без регистрации АНО «Ресурсный класс» я не смогу дальше развиваться. Плюсы регистрации АНО — работа в правовом поле, возможность привлекать корпоративных благотворителей, возможность обращаться в ресурсные центры.
— Какие критерии эффективности социального проекта наиболее важны для вас?
— Так как я занимаюсь инклюзивным образованием и слежу за проектами в этой области, для меня важно качество самого образования. Для самой организации не менее важным является фактор поддержки местного сообщества и СМИ. Эта поддержка работает в том числе и на то, чтобы продвигать инклюзию на государственном уровне и не позволять чиновникам «не замечать» детей, нуждающихся в инклюзии.
— Вы изучаете общественное мнение в местном сообществе по поводу той проблемы, решением которой занимаетесь?
— Мы не проводим специальных фокус-групп или опросов, но я постоянно изучаю, что о нас пишут и говорят. У нас есть «адвокаты проекта» — люди, которые не являются членами организации, но всецело разделяют наши идеи по поводу инклюзивного образования. И за три года нашей работы я вижу колоссальные изменения общественного мнения о нашей проблеме. Когда мы начинали, мне было очень сложно объяснить благотворителям, общественности и СМИ, почему «особые» дети должны учиться в обычной школе. А сейчас такой вопрос не возникает, это уже данность.
— Какие препятствия для развития вы считаете главными?
— Я могу назвать препятствия, которые мешают развиваться моей организации. Для меня это — многостаночность. Я не могу взять себе в штат юриста, который мне очень нужен. И мне приходится либо самой вникать в юридические аспекты, либо искать волонтёров. Я не могу взять себе в штат фандрайзера, который привлекал бы деньги на проект, потому что не уверена, что смогу регулярно ему платить. Поэтому эту задачу я взяла на себя, хотя и осознаю, что не со всем справляюсь одинаково эффективно.
— Какие задачи вы считаете необходимым ставить в сфере развития социального проектирования?
— Так как я занимаюсь проблемами детей с ментальной инвалидностью, то считаю, что необходимы проекты по включению таких детей в обычные школьные и дошкольные учреждения. Огромное количество таких детей не охвачены сейчас не то что инклюзивным, а вообще никаким образованием. И второе: молодые люди с ментальной инвалидностью зачастую остаются дома, потому что не могут получить специальное образование после школы. Нужны проекты, связанные с социальной и трудовой адаптацией инвалидов. В крупных городах, таких как Москва, Петербург, такие проекты существуют, и они хорошо себя зарекомендовали.
— Кто, на ваш взгляд, является локомотивом развития некоммерческого сектора на данном этапе?
— Думаю, что это люди с активной гражданской позицией. Если бы они не появлялись, то и региональные, и федеральные власти мало бы в чём преуспели. Но наша сила — в объединении НКО, властей, людей с активной жизненной позицией и местного сообщества.
■ Интервью проведено в рамках исследовательского проекта АНО «ИнГуП» «Социальные инвестиции юга России: лучшие практики управления в некоммерческом секторе», поддержанного Фондом президентских грантов. Подробнее о проекте: social.expertsouth.ru
