Основной владелец и гендиректор «Актиса» Владимир Базиян — один из донских предпринимателей «первого призыва». Его первым крупным проектом в промышленности был Новочеркасский завод нефтяного машиностроения (ныне — ООО «Эскорт»), а в 2010 году на площадке рядом с этим предприятием появилось крупное стекольное производство. В тот момент основным клиентом производителей стеклотары был быстро растущий рынок пива, но за три года картина поменялась радикально — с одной стороны, пивовары попали под ужесточение госрегулирования отрасли, а с другой, на сокращение продаж пива влияет общее снижения потребления в стране. Как результат — порядка двух десятков российских стекольных заводов, в том числе и в южных регионах, остановлены полностью или частично.
На этом фоне показатели «Актиса» выглядят более чем оптимистично. По итогам 2012 года завод замкнул список 250 крупнейших компаний ЮФО с выручкой порядка 2,5 млрд рублей, а в прошлом году, запустив третью очередь производства, показал рост на 18%. С учётом замедления экономического роста этого должно хватить, чтобы удержаться в нашем рейтинге крупного южного бизнеса. В натуральных показателях прошлогодняя динамика «Актиса» была ещё выше: объём производства вырос на 23% (845 и 687 млн бутылок в 2013 и 2012 годах), а объём реализации — на 22,6% (748 и 610 млн бутылок соответственно).
По словам Владимира Базияна, основная причина кризисоустойчивости предприятия — возможность быстро менять ассортимент продукции в ответ на колебания конъюнктуры рынка, причём этот принцип был заложен изначально, задолго до того, как начался спад у пивоваров. Серьёзную поддержку при спаде на внутреннем рынке оказал экспорт: в прошлом году его доля в продажах «Актиса» увеличилась до 23%. Владимир Базиян считает, что в этом году, сложном для всей экономики, неплохим результатом было бы удержаться на прошлогоднем уровне, но запас прочности у его предприятия, видимо, таков, что на выходе из потребительской рецессии оно значительно укрепит свои позиции на российском рынке.
Пиво под двойным ударом
— Прошлогодние показатели «Актиса» позволяют предположить, что рецессию в экономике и эффект от ужесточения пивного законодательства вы не слишком ощутили. Это в самом деле так?
— Рецессия началась очень жёстко с конца осени, но, по большому счёту, мы предвидели начало обвала рынка ещё в начале прошлого года в связи с ужесточением пивного законодательства. Хотя тот обвал, который случился осенью, как я считаю, с антипивными законами связан только отчасти. Дело в том, что падает не только рынок алкоголя — идёт общее снижение потребления населения, как раз с прошлой осени. Недавно я изучал данные по различным компаниям, работающим с потребительским рынком, — у многих происходит падение на 20–25 процентов. А по некоторым направлениям и больше — в ЮФО потребление пива упало почти в два раза. Каковы причины этого? 10,5 триллиона рублей потребительских кредитов, из которых три триллиона просроченных. Причём они брались не на еду и не на пиво, а на машины, бытовую технику, квартиры. За счёт чего можно экономить, чтобы их вернуть? Еда, напитки, одежда, развлечения. То есть люди фактически сократили свои текущие расходы.
— Можете привести какие-то количественные данные, которые демонстрируют, как эти процессы повлияли на стекольную отрасль?
— За 2013 год падение пивного рынка составило около 50 процентов, особенно сильно у крупных компаний — это наши данные, они расходятся с данными Росстата. Для примера, «Эфес» закрыл заводы в Бирюлево и в Ростове, сокращает производство «Балтика». Если брать рынок стеклотары, то раньше на пивную бутылку приходилось примерно 60 процентов, а у нас эта доля доходила и до 80 процентов. Теперь пивная бутылка будет занимать не более 30 процентов, максимум 35. Но если бы не было общего кризиса потребления, то антипивные меры мы бы прошли плавно за счёт роста в других сегментах. Другое дело, что мы выигрываем у конкурентов и можем сокращать своё производство не пропорционально падению пивного рынка. Мы изначально создавали производство не только для пивной бутылки — оно очень мобильно, легко перестраивается, можно делать всё, что угодно. Мы вложились в собственные стеклоформы, которые легко позволяют перестроить линию на выпуск другой продукции.
— А небольшие независимые производители пива вас интересуют? У них сейчас дела идут значительно лучше, чем у мейджоров.
— Да, как ни странно, у маленьких и средних компаний, производящих пиво и минеральную воду, дела обстоят лучше. Конечно, они нас интересуют, будем со всеми работать, просто мелкие партии мы не продаём, нам нужны крупные заказы: производство ориентировано на большие объёмы, от двух миллионов бутылок. Даже заказ на 500 тысяч единиц не очень выгоден. В любом случае сегодня мы готовы к тому, что производство не будет загружено на 100 процентов. Страшного в этом ничего нет, мы просто подкорректируем стратегию — будем работать чётко по контрактам, расширять ассортимент продукции и долю экспорта. Из-за падения курса рубля более привлекательным для нас становится выход на внешние рынки.
Спасительный экспорт
— Какие страны в этом отношении для вас интересны?— Мы уже довольно много экспортируем — например, за последний год экспорт на Украину вырос на 32 процента, в Беларусь — в восемь раз, в Казахстан, Туркмению — в 3,5 раза. В целом доля экспорта у нас возросла до 23 процентов. Есть определённые объёмы заказов в Турции, Болгарии, Сербии, Латвии, Литве. Особенно сегодня интересна Турция. Там всю жизнь была монополистом компания «Шишеджам», входящая в группу «Анадолу», они реализовали ряд проектов и в России под брендом «Русджам», когда сюда пришёл их партнёр — «Эфес». В Турции они всегда были монополистами, и экспорта ни из одной страны туда не было никогда. Но события в Египте привели к тому, что за год поток туристов в Турцию увеличился на 30 процентов, объём потребления напитков стал настолько велик, что местные стекольщики просто не справляются. Поэтому там законодательно открыли рынок для других поставщиков, и сегодня многие отправляют в Турцию бутылку.
— Вы часто сталкиваетесь с протекционизмом на внешних рынках?
— Дело не только в этом. На экспорт за границу выйти очень сложно не с точки зрения ограничения конкуренции, а политически, что ли… Как работает Запад? У них на первом месте не прибыль, как ни странно, а капитализация, может быть, репутация, сложившиеся отношения. Мы можем предложить в Европе шикарную цену, но Россия от этого не перестанет восприниматься как страна, имеющая какие-то политические риски — в этом проблема. Сербия, Турция более лояльны к России, а Германия, Франция практически закрыты. Но в то же время существует и чистый протекционизм. На Украине, например, власти обязали компании брать у своих стекольных заводов как минимум 60 или 70 процентов продукции, даже по более высокой цене, чем у нас. Очень тяжело конкурировать, когда государство помогает своим, хотя это нормально.
— Последние несколько лет в России первые лица государства не раз говорили о намерении оказывать поддержку экспортёрам промышленной продукции. Вы эту поддержку как-то ощутили?
— Здесь не надо никого поддерживать — это рынок. Поддерживать надо знаете что? Импортозамещающие производства в России как таковые — путём субсидирования процентных ставок по кредитам, потому что ставки огромные. Сейчас можно иногда услышать: слабый рубль — это хорошо, это конкурентоспособность российских товаров, отправляйте на экспорт и так далее. Но давайте посмотрим на суть дела. Что такое конкурентоспособность российских товаров перед импортом? Чтобы производить здесь конкурентоспособную продукцию, надо купить оборудование — такое, как на Западе, и поставить его здесь. Пожалуйста, я создал импортозамещающее производство, у меня рабочая сила и сырьё свои, я только купил импортное оборудование, потому что российского просто нет, его не выпускает ни один завод, даже производство огнеупоров не можем наладить, как за границей.
— Тем не менее, вы же экспортируете продукцию за границу. Падение рубля дало вам какие-то преимущества?
— А кто вам сказал, что мы продаём на Украину в евро? Дураков нет, они в рублях покупают. А на снижении курса мы сейчас теряем, потому что кредит у нас в валюте.
— У вас изначально не было вариантов брать кредит в рублях?
— Иностранцы дают только валюту. У нас основная доля в кредите — от чешского Импортного банка. Остальное — средства российских банков, мы сейчас пытаемся их перевести в рубли, но банки не хотят, для них это доход. Огромное спасибо правительству области, что сейчас мы получаем 80 миллионов рублей субсидии по процентным ставкам. Пусть эти деньги не решают вопрос всех наших затрат, но нашу позицию услышали.
Политическая интермедия
— Значит ли это, что наступило потепление в ваших отношениях с властями? Судя по прошлогодним публикациям в СМИ, они были весьма непростыми.
— С областными властями у нас никогда не было плохих отношений. Моя позиция такая: я никогда не прошу никаких преференций для своего бизнеса. В основном «непростые» отношения с властью касаются мэра Новочеркасска и ситуации с несчастной стоянкой. Не хочу слишком подробно вдаваться в эту историю — она достаточна длинная, но по сути совершенно абсурдная. Работники завода ставили свои машины на обочине и затрудняли тем самым движение транспорта по Харьковскому шоссе. Я заасфальтировал пустырь, который никогда никому не был нужен, никем не использовался. После этого я попытался оформить этот участок — чтобы платить городу арендную плату. Тогда начались бесконечные суды и чуть ли не обвинения в самозахвате, об этом немало писали в прошлом году. Правда, те, кто меня упрекал, так и не ответили, что я захватил и зачем? Пустырь, чтобы сделать чистую и удобную стоянку для всех, кто решит припарковаться перед заводом? Этак мы скоро дойдём до того, что обвиним человека, решившего подмести свой двор, в самоуправстве.
— История про стоянку действительно вышла за рамки разумного. Она вас сильно отвлекает от работы?
— Возможно, со стороны вся ситуация выглядит странно. Мне как-то сын говорит: «Папа, зачем тебе нужна эта война? Это же невыгодно для тебя». А я ему сказал, что не всё в этой жизни измеряется деньгами. Если нужно ради внутренних ценностей поступиться материальной выгодой, я это сделаю без колебаний. Человека делает счастливым не огромное количество денег, а состояние внутренней правоты.
— Вас такие ситуации не побуждают самому пойти в политику?
— На мой взгляд, наше общество пока не созрело для того, чтобы голосовать за предпринимателей. Должно прийти новое поколение, для которого чужой успех не является чёрной меткой. Хотя у меня есть опыт участия в выборах, и я думаю, что при правильно проведённой кампании я без проблем бы выиграл в своём одномандатном Промышленном округе. Люди меня знают, видят, что я делаю. Но пока я понимаю, что принесу больше пользы своему делу и своим людям, работая на предприятии, а не в политике. Если говорить о политике, например, в городском контексте, то там не хватает не меня, а молодёжи. В последние годы я с удовольствием наблюдаю, что среди молодых появляется немало искренних, инициативных и талантливых ребят, которым небезразлично то, что происходит вокруг. И есть немало молодых людей, которые в силах менять жизнь в лучшую сторону, хотят этого и способны этого добиваться, и их будет очень сложно упрекнуть в отстаивании своих корыстных интересов. Вот на кого следует обратить внимание в политике, а я займусь тем, что у меня получается лучше.
— Бизнесмены часто говорят, что их социальная ответственность заключается в том, что они платят налоги и создают рабочие места. Вы в данном случае из этой же логики исходите?
— Вы знаете, социальная ответственность — это очень деликатное и относительное понятие. По большому счёту, это дело совести и возможностей каждого предпринимателя. И у меня здесь позиция однозначная: мы всегда помогаем там, где в рамках нашего дела способны помочь и где людям действительно требуется помощь, будь это социальные вопросы или вопросы благоустройства. Есть социальная ответственность работодателя, для которой нам не нужны регламенты и указания. Мы уделяем огромное внимание тому, как живут наши работники, именно поэтому инвестируем в спорт, здравоохранение, обучение. Построили профессиональное футбольное поле, тренажёрный зал, теннисные корты, оборудовали поликлинику, создали учебный центр. Всё это доступно каждому, кто работает у нас — без всяких ограничений. И это только малая часть — есть ещё материальная и социальная поддержка, программы отдыха, льготное кредитование и многое другое.
Рынок в осколках
— Возвращаясь к бизнесу: у «Актиса» были инвестиционные планы, например, строительство административного здания в форме бутылки. Они сейчас остаются в силе?— Все инвестиции, которые были нужны, на данный момент уже сделаны. «Актис» — это совершенно новое предприятие. Что касается административного здания, то этот проект заморожен, по крайней мере, до конца года. Нужно смотреть, как будет развиваться ситуация на рынке. Сейчас в приоритете поддержание предприятия и сокращение долговой нагрузки. Все аналитики сходятся во мнении, что спад в стекольном производстве не должен быть долгим. И хотя Россия уже официально вступила в зону рецессии, объём и качество потребления будут падать, мы на ситуацию смотрим со сдержанным оптимизмом. Европейские страны уже давно законодательно ограничивают производство напитков в ПЭТ, на этот счёт минздравы разных стран дают чёткие указания, и, я думаю, они понятны любому здравомыслящему человеку. На мой взгляд, у России нет альтернативы европейскому пути, так что альтернативы стеклянной бутылке тоже нет.
— Объявленное правительством замораживание тарифов монополий «Актису» сильно поможет? Стекольщики ещё несколько лет назад говорили, что рост тарифов на газ резко снижает рентабельность в отрасли.
— Конечно, мы обрадовались, но до конца не верим. Мы опасаемся, что там чего-нибудь придумают, чтобы компенсировать нехватку денег у государства. К тому же радость от заморозки тарифов — это скорее утешительный приз, потому что цены на бутылку не растут, а точнее, растут непропорционально росту затрат. Но не самые благополучные времена — это хорошая возможность поработать с издержками.
— Какие сейчас существуют возможности по их снижению в стекольной отрасли?
— Первое — логистика. Если рядом расположено предприятие-потребитель, то это лучшее условие для поставщика. Логистика в радиусе 250–500 километров — самая рентабельная. Дальше рентабельность падает, особенно при наличии конкурентов, но мы можем себе это позволить. У нас сейчас география сбыта очень большая — Белгород, Рязань, Хабаровск, Москва, Украина. Второе — это состояние основных средств, печей и оборудования. В стекольной отрасли это самая тяжёлая часть, потому что печи не вечные, их надо менять. Когда мы строили завод, то купили очень хорошие импортные огнеупоры, которые позволят нам держать печи без ремонта до 12 лет. Российских огнеупоров хватает на три-четыре года, после чего их надо менять. У нас современнейший завод, но при этом здесь в два раза больше работников, чем на аналогичном производстве в Германии. Есть резервы с точки зрения энергоэффективности — сейчас, например, перестали ночью освещать склад.
— За последний год в России с рынка ушли многие стекольные производства. Будет ли этот процесс продолжаться?
— По моему мнению, в 2014 году этот процесс усугубится, и мы увидим исчезновение с рынка как минимум 20–30 процентов стекольных заводов. Маленькие предприятия не выживут, а компании, которые останутся на рынке, будут занимать ниши этих заводов.
— Иными словами, рассчитывать на появление новых проектов не приходится, а на рынке будет продолжаться концентрация?
— Российские банки давно прекратили финансирование стекольной отрасли, иностранные банки не работают с Россией уже года два, крупных проектов нет абсолютно, максимум пара компаний что-то декларируют. То есть рынок заморозился, стекольные мощности не растут. Пока ещё отрасль держится, но уже выбыло много заводов с мощностью под миллиард бутылок в год и больше — кто-то остановился, где-то идёт банкротство. Я не буду их перечислять, но это целый список, поверьте. А когда у остановившихся заводов посыплется оборудование, сделать уже ничего будет нельзя.
Антикризисный сегмент
— Сейчас на юге России активно растёт нефтегазовая отрасль, фактически складывается новый для региона кластер предприятий. Как себя в этих условиях чувствует нефтесервисный сектор, в котором работает ваш завод «Эскорт»?— Здесь всё очень хорошо, ещё 5–10 лет будет серьёзный рост. Российская нефтепереработка технологически очень сильно отстала от США, Европы: у нас средняя глубина переработки 72 процента, тогда как в странах Запада этот показатель переваливает далеко за 90 процентов. Государство взяло курс на перевооружение нефтеперерабатывающих производств, в это будут вложены триллионы рублей. «Эскорт» занимает свою долю рынка, у завода есть накопленные за 20 лет работы опыт и репутация.
— Вы предпочитаете работать с крупными нефтегазовыми холдингами, или независимые нефтепереработчики тоже представляют интерес?
— Конечно, с крупными компаниями работать непросто. Но мы отслеживаем все возможности на рынке, в том числе и заказы от независимых игроков. Заказов очень много, можем позволить себе даже не участвовать в тендерах, которые проводят наши традиционные партнёры. Без обид: берёмся только за самые выгодные заказы. Завод уже работает в полторы смены, в ближайшее время переходим на две, а к концу года на три, то есть будем работать круглосуточно. Производственные мощности для этого есть, как и инженерно-технические кадры. При этом мы вкладываем в «Эскорт» 100–150 миллионов рублей ежегодно — проводим постепенную модернизацию существующего оборудования и закупаем новое, чтобы не просто соответствовать растущим стандартам отрасли, но и по возможности опережать этот рост.
