Изготовление ковров - процесс долгий и сложный. // Фото: Межгюльская ковровая фабрика
Поделиться
Однако настоящие мастера ковроделия в Республике к проекту относятся скептически, поскольку речь идет об изготовлении ковров с помощью специальных машин. В беседе с Экспертом Юг руководители местных предприятий рассказали, почему в Дагестане сегодня невозможно найти ткачих моложе 50 лет и почему уникальное ремесло оказалось на грани исчезновения.
Завод будет печатать машинные ковры
«Проект по запуску производства ковровых изделий состоит из нескольких этапов и направлен на увеличение объемов выпуска ковровых изделий за счет освоения новых конструкций, которые востребованы на рынке СКФО и в настоящее время импортируются», — говорится в сообщении Минпромторга Дагестана.
Поделиться
Рабочий процесс в одном из цехов Сабира Шихова. // Фото предоставлено предпринимателем
Правда, какие именно «новые конструкции» будут освоены, уточнить в ведомстве не удалось. Но директор Межгюльской ковровой фабрики Расул Гаджиибрагимов уверен, что производить ковры там будут машины, а не люди.
«Вы просто прочтите, какая ковровая фабрика? Ковровая машинная, построят завод, который будет печатать машинные ковры», — говорит Гаджиибрагимов.
Фабрика, которой руководит Расул, — единственное государственное предприятие в отрасли. Есть несколько относительно крупных частных цехов и надомники. Вот и все, что осталось от прежнего процветающего когда-то ремесла, прославившего дагестанских ковровщиц на весь мир. Отдельные образцы этого вида искусства хранятся в фондах мировых музеев, а стоимость некоторых из них исчисляется миллионами.
Развитие ковроделия в Дагестане
Сумахи, паласы, циновки и ковры из войлока веками ткали лезгины, табасаранцы, аварцы, кумыки, ногайцы и другие народы. Первые упоминания о дагестанских коврах встречаются еще у Геродота, жившего в V веке до нашей эры. А исследования старинных женских погребений, найденных на территории современного Дагестана, доказали, что прядением и ковроткачеством женщины в этих местах занимались еще в эпоху бронзы. В могильниках были найдены каменные, глиняные, костяные пряслицы. Ковер сопровождал человека на протяжении всей его жизни: именно на ковре человек делал свои первые шаги, невесты ткали себе его в приданое, и провожали человека в последний путь, неся саван, обернутый ковром.
Расцвет ковроткачества случился в ХХ веке. Этому способствовало наличие собственной шерсти, растений, благодаря которым удавалось получать практически все цвета, необходимые для окрашивания пряжи. В дело шли кожура лука, скорлупа ореха, кора барбариса и дуба. Чтобы получить красный, наиболее часто встречающийся в дагестанских коврах цвет, использовали корень марены. Это невзрачное растение с мелкими желтыми цветочками в избытке росло в Дербенте, один из местных жителей смог его окультурить. И с конца XIX века марена стала основным сельхозпроизводством в Дербенте. В городе случилась настоящая красная лихорадка: плодовые деревья, сады, виноградники – все вырубалось под посадку марены. По рассказам историков, в древнем городе тогда проживали не более 10−12 тысяч человек, а на раскопки корня марены привлекались до 40 тысяч человек. Наемных работников называли «лопаточниками», а марену — «красным золотом». За этим драгоценным растением годами стояла очередь из многих российских мануфактур.
Во второй половине ХХ века в Дербенте открыли ковровую фабрику, где работали сотни ткачих. Зарплата их была вдвое больше, чем то, что получали учителя. Возле южной крепостной стены раз в неделю открывался стихийный рынок, где продавались в том числе и ковры. Иностранцы часто скупали эти произведения искусства и вывозили в частные коллекции за рубеж.
Упадок производства случился в 90-е годы. В тяжелые времена перемен многим стало не до ковров. Продукция ткачих стала казаться не предметом первой необходимости, а никому не нужной на тот момент роскошью.
Расцвет ковроткачества случился в ХХ веке. Этому способствовало наличие собственной шерсти, растений, благодаря которым удавалось получать практически все цвета, необходимые для окрашивания пряжи. В дело шли кожура лука, скорлупа ореха, кора барбариса и дуба. Чтобы получить красный, наиболее часто встречающийся в дагестанских коврах цвет, использовали корень марены. Это невзрачное растение с мелкими желтыми цветочками в избытке росло в Дербенте, один из местных жителей смог его окультурить. И с конца XIX века марена стала основным сельхозпроизводством в Дербенте. В городе случилась настоящая красная лихорадка: плодовые деревья, сады, виноградники – все вырубалось под посадку марены. По рассказам историков, в древнем городе тогда проживали не более 10−12 тысяч человек, а на раскопки корня марены привлекались до 40 тысяч человек. Наемных работников называли «лопаточниками», а марену — «красным золотом». За этим драгоценным растением годами стояла очередь из многих российских мануфактур.
Во второй половине ХХ века в Дербенте открыли ковровую фабрику, где работали сотни ткачих. Зарплата их была вдвое больше, чем то, что получали учителя. Возле южной крепостной стены раз в неделю открывался стихийный рынок, где продавались в том числе и ковры. Иностранцы часто скупали эти произведения искусства и вывозили в частные коллекции за рубеж.
Упадок производства случился в 90-е годы. В тяжелые времена перемен многим стало не до ковров. Продукция ткачих стала казаться не предметом первой необходимости, а никому не нужной на тот момент роскошью.
Поделиться
Сегодня найти ткачих моложе 50 лет практически невозможно. // Фото предоставлено Сабиром Шиховым
Миллионные выручки Межгюльской фабрики в 80-е, мизерные зарплаты и пенсии - в наше время
«У меня есть данные за 1989 год. Тогда Межгюльская фабрика получила выручку больше миллиона рублей за экспорт своих ковров. Мастерицы ткали по 60 тысяч квадратных метров в год. В прошлом году мы смогли продать 60 квадратов на сумму более двух миллионов рублей», — подсчитал Расул Гаджиибрагимов.В прошлом году он занял пост директора на Межгюльской фабрике. За это время господдержку от государства получил лишь в виде помощи с участием в профильной выставке в Москве. Но фабрика – это громко сказано. В подчинении у Расула – семь мастериц, вот и все производство. А в лучшие времена тут работали 600-800 человек. Своих мастериц начальник ласково называет «мои девочки», но тут же поправляет сам себя: возраст самых молодых ткачих перевалил за 55 лет.
«Многие из них по 30-40 лет проработали на фабрике, получают мизерную пенсию. Как ковровщицы они себя не чувствуют ценными работниками, не могут реализовать свой потенциал полностью. Они просто, можно сказать, безвестные художницы, но я их очень люблю и поэтому с ними работаю», — говорит Гаджиибрагимов.
Кто придет им на смену – большой вопрос. Очевидно, что за зарплатой в 20 тысяч рублей в месяц, а именно столько получают ткачихи на фабрике, очередь не стоит. Молодежь не хочет учиться этому ремеслу.
«Они все уезжают в города, они хотят хорошую специальность. Становиться ткачихами девушки не хотят. Она выйдет замуж в Москве и скажет жениху, я тебе буду ковры делать там? Это не авторитет, понимаете?» — констатирует собеседник.
Новых кадров нет, но и опытные мастерицы тоже не хотят работать за станками. На рынке труда появился выбор вакансий.
Поделиться
Ковры Дагестана - это неповторимый орнамент, который передавали от поколения к поколению. // Фото предоставлено Сабиром Шиховым
«Представляете, у нас здесь появились конкуренты, такие, как парники, виноградники. Женщин забирают прямо из селения, организовано в маршрутку сажают и за 2-3 тысячи в день они работают. Я их заинтересовать, чтобы они сидели в селении и ткали ковры не могу. Ждал, пока они скажут «все сейчас холодно, мы не будем ездить на эти подработки, давайте мы сейчас ковер делать будем», — объясняет Гаджиибрагимов.
Еще одна причина, из-за которой женщины не хотят работать - детские пособия: «Женщины, у кого есть маленькие дети, хотят сидеть дома. Они получают 20-30 тысяч - президентские выплаты. Они на работу не хотят».
А в селах южного Дагестана семьи традиционно большие, по итогу набегает достойная, особенно по сельским меркам, сумма.
Ковры — генетический код народа Дагестана
Себестоимость одного квадратного метра ковра зависит от техники и сложности узора и варьируется от 25 до 65 тысяч рублей. В месяц одна ткачиха выдает по одному квадрату. Готовые ковры сдают на реализацию в магазины по средней цене 50-60 тысяч за квадратный метр. Поднять стоимость и соответственно зарплаты, не получается: нет такого спроса как раньше. Да и конкуренты не стоят на месте.«Наши ковры - это качество, это неповторимый орнамент, который сохранили из поколения в поколение. Я на выставке в Москве был в этом году. Пакистанские ковры рядом стоят. Они сами признаются, что покупают наши ковры и потом воспроизводят узоры. Нитки тоже шерстяные. Но они в два раза дешевле. Пакистан - сколько миллионов людей. И они делают эту работу за тарелку супа. И что ты с ними сделаешь?» — сокрушается Расул Гаджиибрагимов.
Кроме Межгюльской фабрики ковры делают и в частных цехах. Где-то производство относительно крупное, где-то совсем крошечное, работают надомники.
Поделиться
Когда-то ковроделие было единственным ремеслом, где мастера получали зарплату в валюте. // Фото предоставлено Расулом Гаджиибрагимовым
«Несколько лет назад у меня было 12 цехов. Потихоньку закрываю все, потому что ковровщицы моложе 50 лет практически нет. Молодые не хотят, старые не могут, поэтому очень плачевное состояние», — рассказывает частный предприниматель Сабир Шихов.
Сейчас у него работают пять цехов. Проблемы те же, что и у коллег: нехватка кадров, низкий спрос, высокая конкуренция, отсутствие помощи от государства. А когда-то, вспоминает собеседник, ковроделие было единственной отраслью, где люди могли зарабатывать в валюте: много иностранцев заказывали уникальные дагестанские ковры.
Один из его цехов расположен в городе Дагестанские Огни. Там работают 12 мастериц. По большому счету, держится цех за счет туристов: многие из них хотят посмотреть, как ткут ковры, но мотаться по горным селам в поисках тех, кто устроит мастер-класс, не хочется.
«Это очень важно, понимаете, это генетический код нашего народа. Эти орнаменты появились, когда люди не умели читать и писать», — поясняет Шихов.
Пока живы опытные ткачихи – ремесло живет. Но кто придет им на смену? Ответа на этот вопрос, кажется, нет ни у кого…
