Российские танки уже зашли на территорию Украины//Фото: news.ru
Страх недосказанности
Когда я смотрел 21 февраля выступление Владимира Путина, предваряющее признание независимости ЛНР и ДНР, я думал о том, что этого решения явно недостаточно для того, чтобы как-то продвинуться в борьбе с обозначенными президентом угрозами. В какой-то момент казалось даже, что в финале речи будет припасен сюрприз, — потому что, раз это все произносится вслух, значит признается проблемой номер один, а проблема номер один требует действий. Однако речь окончилась только признанием ЛНР и ДНР, а потому в ней осталась недосказанность. 24 февраля Путин объявил военную операцию на территории Украины, целью которой, согласно заявлению Минобороны, является уничтожение военной инфраструктуры той стороны. Учитывая то, с каким вдохновенным упорством у нас в стране отрицалась сама идея того, что нападение России на Украину возможно, можно быть уверенным в том, что это событие действительно стало неожиданностью для российских граждан. Главная эмоция утра 24 февраля – невозможно в это поверить. Страх недосказанности оказался оправдан и оттого стал еще более мощным. Думаю, никто из простых смертных не знает, каков план. Представить себе, что можно просто разрушить военную инфраструктуру какой-либо страны, и спокойно оттуда выйти, довольно трудно. Зато легко представить все-то, что называют военными ужасами, включая случайные или намеренные – кто ж их различит? – бомбардировки мирного населения как с той, так и с этой стороны. Высшей формой доверия к своему государству сейчас было бы думать, что военные все контролируют, но это сложно сделать в ситуации, когда неясно, что именно они собираются контролировать. Военные о таком, как правило, и не предупреждают, нам об этом сказали только в форме путинской речи, а из нее можно сделать слишком масштабные выводы. Страх этой неустранимой и опасной недосказанности в отношениях с собственной властью – это ситуация, которая в одночасье вышла на первый план и сейчас безусловно влияет на поведение гражданских обывателей Российской Федерации.
Принуждение к переговорам
Главной новостью геополитической ситуации становится понимание, что Россия чувствует себя вполне вправе на свое усмотрение военным путем решать вопросы на территории другой страны. Это, конечно, новый – или, скорее, давно забытый старый – уровень амбиций. Таким образом страна как бы показывает, что, когда она пытается договориться о гарантиях безопасности, ее нельзя не слушать. Как нельзя не слушать другие страны, играющие роль геополитических лидеров, которые потому и лидеры, что вопросы безопасности от них зависят в наибольшей степени. Официальная позиция России понятна: мы сами решим вопросы, к важности которых уважаемые западные партнеры не пожелали прислушаться. То, что мы видим, называется продолжением дипломатии другими средствами. По аналогии с «принуждением к миру» Грузии в 2008 году эту операцию можно назвать принуждением к переговорам. Потому что, опять же, очевидно, что уничтожения военной инфраструктуры будет недостаточно для того, чтобы решить проблемы, приоткрытые нам главой российского государства. В конце концов, вооружение Украине можно снова поставить, горячие головы можно поддерживать самыми разными путями. Военная операция – это та часть плана, которая открылась нам в силу того, что она просто начала выполняться, но это не весь план.
Реализация украинских рисков
Для Украины сейчас наступили дни, в которые реализуются риски, копившиеся многие годы. Для любого, кто видел карту мира, понятно, что всерьез вести антироссийскую политику, находясь в подбрюшье России, - это геополитическое безумие. При этом объявляя Украину «Антироссией», дав тем самым карт-бланш националистам, украинские власти обеспечили фундаментальный внутренний раскол своей страны. Русский мир можно считать отсталым в отдельных вопросах, но есть исторические факты, которые нельзя обойти в осмыслении его специфики. Итоги Великой Отечественной войны в существенной степени сформировали идентичность людей, принадлежащих к русскому миру. Вследствие этого терпимость в России к национализму в его фашистском изводе в отличие от США и стран Европейского союза почти нулевая. Украина последних лет – это страна, в которой никто не в состоянии, с одной стороны, контролировать националистов, с другой – политиков, сделавших Украину разменной монетой в «диалоге» России и США. Украина не просто не выполняет Минские соглашения – она не в состоянии их выполнить, потому что на националистов, находящих поддержку во власти, там уже давно нет управы. Для наших западных партнеров эти проблемы обычное дело, их такими мелочами не разжалобить, но для той части русского мира, который исторически остался на территории Украины, это колоссальная травма. Они в своей стране каждый день переживают надругательство над исторической памятью, которая является для нас с ними общей. То, что это вообще оказалось возможно – провал российской политики на Украине. Какой период занимает этот провал, из каких именно событий он состоял, пусть разбираются специалисты, сейчас ясно одно - без него было бы невозможно смещение страны, реально связанной с Россией колоссальным количеством родственных связей, в антироссийскую риторику, не имеющей альтернативы в политическом пространстве. Украинские власти думали, что они реально могут себе позволить такое отсутствие альтернативы, что на этом можно построить политику и экономику страны, органично связанной с крупным соседом. То, что происходит сейчас, - это свидетельство того, что Украина не может себе позволить такой политики и оставаться в безопасности. Это можно было понять и гораздо раньше.
Ситуация с переговорами вокруг гарантий безопасности показывает, какое значение играет Украина на международной арене. Одного документа – а нет таких документов, которых любая сторона не могла бы нарушить – было бы достаточно, чтобы наступившие сегодня риски для Украины не наступили. Казалось бы, что такое бумажка по сравнению с реальными боевыми действиями? Но для партии войны, сформировавшейся сегодня в мире, желательны именно боевые действия поскольку делают геополитического противника более уязвимым – и это для них в разы важнее благополучия Украины. Очевидно, что для Украины военной операцией дело не закончится. Закончится только тогда, когда страна найдет управу на националистов, имеющих слабость к западному вооружению. Сложно представить иной сценарий стабилизации в стране, осознающей свое положение на карте. Однако представить, что этот сценарий можно реализовать путем вооруженной операции извне, тоже крайне сложно.
Отчужденность от истории
Когда мимо начинает проходить большая истории, кому-то хочется быть от нее подальше, а кого-то посещает мысль о том, что он ждал этого всю жизнь. Голоса того и иного рода сегодня очень хорошо слышны. Из Ростовской области близость к этой идущей мимо истории не почувствовать сложно. Хотя надо признать, что ситуация сильно отличается от 2014 года. Тогда история в лице потока беженцев сидела прямо на вокзалах, жила в палаточных лагерях временного размещения. В этот раз все под контролем и скрыто от глаз – сколько беженцев, где именно они размещены, сколько средств размещения задействовано, все это тайна, остается верить цифрам по телевизору. В этот раз из большой истории нам показали заседание совета безопасности, который проводился в тот момент, когда речь Путина была уже написана.
В ситуации, которая складывается сегодня, довольно сложно не почувствовать отчужденность от большой истории, ощущение, что вы просто зритель спектакля с большими последствиями. Можно позавидовать уверенности иных голосов, разбирающих позиции стран и геополитические расклады. Но самых главный вопрос, на который обыватель ответить не сможет: насколько объективной реальностью является тот дипломатический тупик, который стал мотивирующей частью перехода к решительным действиям? Чей вклад в этот тупик больше – коллективного Запада или российской дипломатии? Ответ на этот вопрос прочтут наши внуки в учебниках истории, которые напишут победители. А для нас это совершенно бесполезный вопрос. Потому что прямо сейчас российские войска движутся по территории Украины, и неизвестно, что их там ждет. Это ситуация, в которой сторона принимается на основе других данных, более фундаментальных.
