Поделиться
Кавалерийский наскок на Академию наук — только наиболее яркий эпизод, иллюстрирующий исходный тезис. Торопливый учёный — это нонсенс. В науке надо жить долго, особенно — в российской, погружённой некоторыми своими областями в совершенно безвоздушное пространство: там отклика на своё слово можно ждать десятилетиями. И это не так страшно, как отрыв от большой традиции, в которой наука всегда укоренена. А разобраться в традиции может только учёный. Тем более сегодня — когда именно преемственность является одной из основных проблем науки, из которой выпало как минимум одно поколение.
Если вы — молодой чиновник, который решил провести блицкриг в сфере управления наукой, значит все, вообще все, кто имеет отношение к этой сфере, будут против вас. Вы сможете найти союзников только одним способом — посулить конкретным людям деньги за предательство главного коллективного правила учёных. Неудивительно, что в течение нескольких дней после внесения правительством законопроекта о реформировании РАН отставки Ливанова и главы правительства Медведева потребовали Сибирское и Дальневосточное отделения РАН. Так тут не делают. Чиновник, который думает, что он управляет наукой, — обречён.
Эту ситуацию важно увидеть в свете значимости учёного для реализации национальных амбиций нашей страны. Вспомним: ещё лет десять назад учёный воспринимался массовым сознанием как оторванный от жизни человек. Странное слово «инновации» тогда твердили только несколько чудаков из журнала «Эксперт». Видимо, уровень задач, определявших повестку экономики, был сравнительно простым. Какие учёные, когда надо найти человека, который может делать продажи по телефону? А потом у экономики кончились идеи. И возник большой проект модернизации с инновациями в сердцевине — это был проект и про качество жизни, про конкурентоспособность, про национальные амбиции. И фигура учёного в этом проекте стала ключевой. Пять лет назад вдруг оказалось, что учёные теперь участвуют в дискуссиях по поводу всех основных проблем и перспектив развития страны. И было очевидно, что идеи у них есть. Некоторые даже попадали в государственные стратегические документы. Да, когда был заявлен проект иннограда «Сколково», зазвучали было голоса, что те бы деньги, да на укрепление сформировавшихся отечественных школ, но — забылось: пусть, в конце концов, будет новый полигон. Дальнейшие шаги подсказывала логика процессов: создание экспертных советов, развитие отношений между наукой и бизнесом — нормальный эволюционный сценарий.
То, что происходит сейчас, зачёркивает этот сценарий. Вся энергия переключена с попыток выработать содержание на формальную революцию, которая запускает сценарий борьбы чиновника и учёного внутри одной отрасли, отодвигая все остальные задачи. Настроения прожектёрства уже сменились настроениями секвестирования, но пока федеральные чиновники старательно делают вид, что обрезание — наилучший из инструментов модернизации. В этом свете изъятие собственности у РАН — это одновременно изыскание новых ресурсов, которые всё не доходили руки поделить, и крутая инновация, продолжающая традиции «Сколково». Будет, мол, хорошая новая Академия вместо плохой старой. Правда, уже 2 июля появилось открытое письмо за подписью ряда уважаемых академиков и членкоров, в котором было заявлено, что в новую РАН в случае принятия закона они не вступят.
Регионы на самом деле переживают тот же сюжет на уровне университетов — особенно федеральных. Скажем, ЮФУ шесть лет живёт в реформах — и не видно им конца. Новый ректор Марина Боровская, назначенная год назад, это хорошо видела — и старалась не волновать людей. Но за год новый «мягкий» ректор реформировал больше, чем «жёсткий» предшественник Владислав Захаревич за предыдущие пять лет. Например, она фактически признала, что ставка на развитие вуза как предпринимательского была неверной, теперь главный приоритет — наука. О чем же ещё мечтать, казалось бы. Вот только основным методом стимулирования научных достижений оказывается всё та же утверждённая федеральным центром резьба по живому, в результате которой общая численность профессорско-преподавательского состава должна сократиться на 40%.
Последний месяц выдался особенно урожайным. Например, минимальное число студентов, необходимое для открытия магистерской программы, увеличено до 10 — это значит, что выживут только самые массовые программы, а суровая наука никогда не привлекала массы. Сокращается количество коммерческих мест, а сдавшие в этом году ЕГЭ студенты вдруг узнали о том, что введены минимальные требования при наборе. Например, в ЮФУ не сможет поступить человек, имеющий ниже 60 баллов по русскому языку. Это не страшно для филфака, но зачем такие требования к одаренному математику? Результатом будет сокращение набора. В этом году уже прекращён набор на факультет лингвистики и словесности, что, конечно, приведёт к усыханию этого подразделения. В СКФУ нам рассказывали, что на 2013 год там не дали ни одного бюджетного места в аспирантуру и докторантуру по гуманитарным специальностям. Вот таков вкратце инструментарий развития «научных кадров для инновационной экономики» — так называется федеральная целевая программа, действующая последние несколько лет. Каждый из этих «кадров» сегодня знает, что у него с благодарностью примут заявление об уходе: меньше возни. В Минобре примерно так сейчас и видят развитие: без амбиций, без учёных — шашкою маша. Старая Академия симпатична уже тем, что она воплощала другой подход к решению действительно важных проблем.
