Модернизация против потепления

Изображение: Midjourney/Эксперт

Человеческий фактор

«Убийца — дворецкий!» — приблизительно так оценила роль человечества в повышении глобальной температуры Межправительственная группа экспертов по изменению климата, которая в своем недавнем Шестом оценочном докладе впервые однозначно указала на антропогенный характер этого повышения. К этому моменту уже стала общим местом констатация того, что заданная Парижским соглашением 2015 года цель в борьбе с глобальным потеплением — постараться ограничить потепление уровнем 1,5°С — уже не актуальна.

По оценке Всемирной метеорологической ассоциации, температура в 2023 году оказалась на 1,4°С (с погрешностью ±0,12°C) выше базового доиндустриального уровня 1850–1900 годов.

Территория России, как констатировал Росгидромет, теплеет почти вдвое быстрее, чем суша в целом, — на 0,51°С за десятилетие. При этом каждое десятилетие начиная с 1981–1990 годов оказывается теплее предыдущего, а из десяти самых теплых лет девять наблюдались уже в ХХI веке. Почему это не так хорошо для нашей северной страны, как могло бы показаться, объяснила при недавнем обсуждении проблем устойчивого развития, организованном «Сбером» и РБК, Анна Романовская, директор Института глобального климата и экологии: «(Тающая — „Эксперт“) вечная мерзлота не самое страшное последствие. Есть риски засушливости в основных зернопроизводящих регионах страны, на юге и в центре европейской части — там колоссальные тренды: температуры летом растут, осадки уверенно сокращаются каждый год, волны жары увеличиваются. При этом пшеницу под Питером мы выращивать не будем. Риски растут».

Новая глокальность

Глобальному успеху в борьбе с потеплением климата сегодня мешает отсутствие баланса между локальными интересами игроков, находящихся в разном социально-экономическом положении. Переход к низкоуглеродной экономике стоит дорого — по оценке Wood Mckenzie, для сценария «+1,5°C» ежегодные инвестиции только в возобновляемые источники энергии, инфраструктуру и технологии перехода должны были бы составить $2,4 трлн. Поэтому ключевым является ответ на вопрос, кто этот переход оплатит. У бедных стран, страдающих от «тройной несправедливости»: они не пользовались плодами промышленных революций, производят меньше выбросов сейчас и несут наибольший ущерб от климатических бедствий, денег на это нет.

Богатые страны, как считает гендиректор Национального ESG-Альянса Андрей Шаронов, «не готовы брать на себя обязательства, которые поставили бы под угрозу их очень высокий текущий уровень жизни». По крайней мере бóльшие, чем уже взяты: по оценке Европейского центробанка, выполнение действующей «дорожной карты» Евросоюза по декарбонизации снизит частное потребление в зоне евро на 2,7%, а ее ВВП — на 1,2% от возможного к 2030 году. Впрочем, при этом и заявленных целей по снижению выбросов достичь не удастся: они снизятся на 11% вместо 46%. Следовательно, придется либо менять цели, либо увеличивать расходы — но в самой Европе.

«Их повестка менее избирательна, чем повестка, например, скандинавских стран, — говорит господин Шаронов. — Они планируют следующие 7–15 лет наращивать мощности в углеродоемкой энергетике. Китай говорил, что он пройдет пик угольной генерации в 2030 году, сейчас сдвигают на 2035-й. Индия говорит об углеродной нейтральности в 2070 году».
Развивающиеся страны, прежде всего участники BRICS, стараются брать на себя только те климатические обязательства, которые не подрывают их глобальную конкурентоспособность.

Россия намерена достичь углеродной нейтральности, в нашем случае — баланса между эмиссией и поглощением диоксида углерода, к 2060 году. Для этого принята Стратегия социально-экономического развития России с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года. «Следует особо отметить, — подчеркивает министр экономического развития Максим Решетников, — что речь идет именно о стратегии социально-экономического развития, то есть приоритет отдается целям, связанным с развитием экономики, и они должны достигаться таким образом, чтобы был обеспечен вклад России в достижение общемировых целей по защите климата... Декарбонизация является одним из ключевых направлений модернизации экономики».

Углеродная конкуренция

Двести стран — участниц COP28 с большим трудом, но пришли к компромиссной формулировке о переходе от ископаемого топлива в энергетике «справедливым, упорядоченным и равноправным образом». С одной стороны, это означает, что каждая страна может идти к цели по-своему. А с другой — что недостаточность продвижения кого-либо по этому пути может быть использована теми, кто обладает рыночной или регулирующей властью, в своих интересах.

Например, Евросоюз с 1 октября этого года запустил Механизм пограничной углеродной корректировки (CBAM). На переходном этапе, до конца 2025 года, европейские импортеры товаров с большим углеродным следом: цемента, железа и стали, алюминия, удобрений, электроэнергии и водорода — должны будут предоставлять в специально созданный реестр отчетность об этом следе. А с 1 января 2026 года — уплачивать трансграничный углеродный налог по той же ставке, по которой производство этих товаров уже облагается внутри Евросоюза — в случае исчерпания бесплатных квот, предоставляемых в рамках Схемы торговли выбросами ЕС (EU ETS). В течение 2023 года стоимость тонны диоксида углерода варьировалась в Европе от €80 до €100.

Несмотря на то что в данном случае нельзя говорить о прямой дискриминации неевропейских экспортеров, поскольку происходит выравнивание условий производства по обе стороны границы ЕС, их положение очевидно ухудшится.

В этой же логике происходит изменение Международных стандартов финансовой отчетности (IFRS) в области устойчивого развития. С 1 января 2024 года в силу вступают IFRS S1 и IFRS S2, которые с 1 января 2025-го, по окончании годичного переходного периода, потребуют от компаний в странах, руководствующихся этими стандартами, раскрывать информацию об эмиссии парниковых газов по всей цепочке их поставщиков.

Российским экспортерам придется учитывать и CBAM, и IFRS S1/ S2, даже если они не работают с западными странами напрямую, а поставляют свою продукцию, например, в Китай — компаниям, работающим с Западом. Неслучайно сам Китай за последние десять лет сильно продвинулся в реализации концепции «экологической цивилизации».

Львиная доля — по разным оценкам, от 70% до 80% — в эмиссии парниковых газов приходится на диоксид углерода CO2, вся эмиссия (включая еще метан, закись азота и фторосодержащие газы) считается в этом эквиваленте, поэтому совокупность всех антропогенных выбросов парниковых газов называется углеродным следом, а процесс борьбы с ним — декарбонизацией.

В структуре российских выбросов, по данным последнего Национального доклада для ООН, доминирует энергетический сектор с долей 77,9%, далее идут промышленность — 12%, сельское хозяйство — 5,6% — и отходы — 4,5% (без учета изменений в землепользовании и лесном хозяйстве).

На глобальном уровне проблема осложняется тем, что еще не до конца оценен потенциальный углеродный след многих перспективных технологических решений, например искусственного интеллекта. А часть технологий, включая связанные с охлаждением, вообще может стать элементом порочного круга потепления: по оценке ООН, выбросы в этом секторе грозят удвоиться к 2050 году.