«Край добра» — один из крупнейших благотворительных фондов Краснодарского края. Фонду всего четыре года, но он собирает более 55,3 млн рублей на лечение тяжелобольных детей с разными диагнозами. В наблюдательном совете фонда «Край добра» — ведущие краснодарские врачи. Вот только несколько фамилий: главный врач Детской краевой клинической больницы Елена Клещенко, заведующий отделений онкологии и гематологии с химиотерапией Детской краевой клинической больницы Владимир Лебедев, врач-сурдолог-оториноларинголог консультативно-поликлинического отделения №2 той же больницы Ольга Пыжова и другие.
По словам директора фонда Яны Сторожук, фонд специально создал наблюдательный совет из врачей, которые непосредственно работают с тяжелобольными детьми, знают специфику лечения и могут дать оценку заявкам, поступающим в фонд. Именно они принимают решение о помощи, а фонд служит фандрайзинговой площадкой. Такое разделение экспертизы позволяет эффективно собирать и направлять благотворительные деньги. В интервью «Эксперту ЮГ» Яна Сторожук рассказала, как она пришла в благотворительность и как работать с бизнесом, СМИ и людьми, чтобы собирать пожертвования.
— Можно ли выделить какие-то стадии становления фонда «Край добра»?
— Фонд «Край добра» зарегистрирован в 2015 году. Он стал преемником благотворительной программы помощи детям с тяжёлыми заболеваниями в другой некоммерческой организации, которую я курировала. В этой организации было семь направлений. А мне хотелось заниматься только одним — помощью тяжелобольным детям. Когда у тебя семь направлений, сложно на все находить ресурсы. Как мне кажется, когда у тебя ресурсы ограничены, нужно расставить приоритеты и работать над одной проблемой.
— Ваш наблюдательный совет состоит в основном из врачей. Почему так?
— Наблюдательный совет из врачей — это принципиальное решение нашего фонда, потому что мы помогаем детям с тяжёлыми и часто редкими заболеваниями. Наблюдательный совет - это коллегиальный орган, который состоит из лучших краевых детских врачей, рассматривает каждую историю ребенка, оценивает его состояние и принимает решение. И только потом фонд выделяет средства на помощь этому ребёнку: руководитель фонда без решения совета не имеет права распоряжаться средствами.
— Как вы сами измеряете эффективность работы фонда?
— В 2018 году фонд собрал более 55,3 миллиона рублей и помог 197 детям. Они получили помощь благодаря собранным пожертвованиям. Но измеритель, о котором вы спрашиваете, — из бизнеса. Безусловно, объём собранных пожертвований даёт нам возможность устойчивого развития. Но, мне кажется, «третий сектор» так оценивать нельзя — если ты спас жизнь даже одному ребёнку, то уже хорошо сработал.
— Фонд «Край добра» — один из крупнейших по объёму пожертвований на Юге. Как вы выстраивали схему сбора пожертвований?
— У всех благотворительных организаций примерно одни источники — пожертвования частных и юридических лиц. В нашем фонде соотношение частных и корпоративных пожертвований примерно 60 на 40.
На привлечение частных пожертвований работают, в первую очередь, масштабные акции. Например, акция «Пасхальный звон», направленная на сбор средств для детей с нарушениями слуха, ежегодно собирает около 5 миллионов рублей. В 2018 году провели новогодний теле-радиомарафон при поддержке канала «Кубань24», который собрал 16 миллионов рублей. Есть у нас телевизионный проект «Край добра», который тоже помогает привлекать пожертвования. Он уже четыре года в эфире. Есть совместные проекты с бизнесом. Например, «Dimcoffe» регулярно отчисляет пожертвования с продаж кофе, строительная компания «Алмакс» работает с нами подобным образом. Нас также поддерживает администрация Краснодарского края.
У фонда есть социальный бренд и определённая степень доверия со стороны жителей края и СМИ, выстроены коммуникации с разными аудиториями. Самое важное — это выстраивание коммуникаций.
— Как вам удалось выстроить общение со СМИ? У многих НКО это не получается.
— Это действительно большая проблема. Во многих регионах нет такой поддержки со стороны СМИ, как в Краснодарском крае. И я очень благодарна каналу «Кубань24», который безвозмездно занимается этим проектом. Я думаю, это связано с доверием к организации. Чтобы СМИ помогали НКО, они должны быть подотчётны, прозрачны и понятны, потому что СМИ тоже боятся попасться на мошеннические сборы. И второе: нужно выстраивать отношения не с позиции просителей, а с позиции партнёров, искать, чем организация может быть интересна изданию.
— Считаете ли вы, что у вас сложилась команда про-
фессионалов?
— Да, у нас есть костяк штата в 10–12 человек, от фандрайзера до юриста, которые стали профессионалами в «третьем секторе», а начинали волонтёрами. Если раньше я ездила учиться (и до сих пор езжу), то в прошлом году я выступала на большой профессиональной конференции «Подари жизнь». Для меня важно, чтобы люди, которые приходят в фонд, всё время учились и были мотивированы работать именно в благотворительности. В фонде просто быть менеджером, на мой взгляд, невозможно. Сейчас в стране есть такая практика, когда благотворительные организации нанимают коммерческих менеджеров. Как правило, им очень сложно быть эффективными в НКО из-за мотивации.
У меня есть сотрудница, которую я пригласила работать, потому что она смогла собрать большую сумму пожертвований своей племяннице. «Край добра» так и познакомился с ней, так как тоже помогал этой девочке. У неё очень хорошие организаторские способности и сильная мотивация. Такие люди нам нужны.
Но это не значит, что нам нечему уже учиться. Кроме того, не всегда хватает ресурсов для реализации своих знаний. Мы всё-таки некоммерческий сектор, и большинство пожертвований стремимся направить на то, чтобы помочь детям, а не на крутые технологии, о которых мы знаем, но, к сожалению, пока не можем их себе позволить.
— Какие источники финансирования проектов вы считаете наиболее перспективными?
— Для нас перспективными источниками сбора средств являются онлайн-пожертвования частных лиц, так как в онлайне ты можешь работать со всей страной, а не только на региональном уровне. Конечно, это требует своей стратегии, так как люди в интернете устают от бесконечных картинок больных детей. Вообще именно частные лица часто обеспечивают стабильность НКО, потому что бизнес мыслит себя в рынке, и, если у него продажи падают, он перестаёт жертвовать, а люди у нас всегда готовы делиться хотя бы небольшими суммами. Я часто вижу, что бабушки с пенсии перечисляют деньги по СМС. Но регулярные, но стабильные пожертвования от бизнеса – тоже важно направление.
— Как далеко фонд сегодня планирует свою деятель-
ность?
— В фонде пишется годовой фандрайзинговый план, исходя из анализа предыдущего года. Мы смотрим, сколько у нас было детей, сколько потребовалось средств для их лечения. Но этот план всё равно корректируется в течение года в зависимости от поступающих заявок и сборов. Смету по организации работы фонда тоже пишем на год.
— Какие задачи вы ставите перед организацией на ближайшую перспективу?
— Главные задачи — сохранение устойчивости работы фонда, несмотря на экономическую ситуацию в стране, расширение географии сбора пожертвования, рост числа пожертвований.
— Мы видим множество примеров, когда социальные проекты реализуются людьми, которые не считают нужным регистрировать НКО. Обязательно ли это делать и почему?
— Когда ты собираешь средства своему ребёнку, ты можешь не регистрировать НКО, а мы занимаемся благотворительной деятельностью профессионально и в больших объёмах. Неправильно собирать пожертвования в таком объёме без юридических механизмов. Кроме того, инициативная группа сегодня есть, а завтра уже нет, а фонд — это каждодневная работа со всеми правовыми аспектами.
— Вы изучаете общественное мнение о состоянии проблемы, которой занимаетесь?
— Мы изучаем и мониторим аналитику — как люди жертвуют, на кого они жертвуют, потому что тенденции в «третьем секторе» — общефедеральные. Само отношение к благотворительности изменилось за пять лет.
Раньше я гораздо чаще сталкивалась с мнением, что помогать должно только государство. Сейчас и люди, и бизнес стали привыкать к благотворительности как системе. Безусловно, есть сложные темы, на которые собирать пожертвования очень непросто. Это и расстройства аутического спектра у детей и взрослых, и ДЦП. Но даже там потихоньку меняется ситуация, в том числе благодаря федеральным фондам, которые делают большую просветительскую работу.
— Какие препятствия для развития некоммерческого сектора вы считаете главными?
— В некоммерческом секторе всегда не хватает ресурсов, из-за этого тяжело решать кадровые, административные вопросы, внедрять новые технологии. Кроме того, мы больше, чем кто-либо, зависим от экономической ситуации в стране. Это влияет на устойчивость «третьего сектора».
— Кто, на ваш взгляд, является локомотивом развития некоммерческого сектора на данном этапе? Власть, крупный бизнес, сами НКО, активные граждане?
— Безусловно, сами НКО, которые проделали огромную работу, чтобы им стали доверять люди, бизнес и власть, стали экспертами в тех проблемах, которыми занимаются. Без НКО миллионы для поддержки разных людей рублей не будут эффективны, потому что управлять благотворительными сборами нужно уметь.
— Что вас лично больше всего мотивирует заниматься этим видом деятельности?
— Пять лет назад «Русфонд» собирал средства для девочки из Туапсе Иоланты Маматказиной. У нее был рак сетчатки глаза. Я тогда помогала собирать деньги для её лечения. Когда удалось собрать 1,6 миллиона рублей и отправить девочку на лечение, это стало переворотом в моей жизни. Сама возможность в тяжёлой ситуации помочь ребенку, потому что редкая семья способна найти деньги на лечение самостоятельно, оказала на меня сильнейшее воздействие. Я тогда работала в пресс-службе Туапсинского порта, но меня позвали в благотворительность, и я ушла из коммерческой компании и ни разу об этом не пожалела, хотя после мне много раз предлагали хорошие должности в коммерческих компаниях. Многие говорят об эмоциональном выгорании в благотворительности, но я получаю огромное удовольствие, работая в фонде. Когда к тебе приходят дети, которых ты видел в больнице, где они не могли самостоятельно ходить, есть, это большая радость. Когда ты меняешь чью-то жизнь, даже одну, это дорогого стоит. Для меня это главная мотивация. Кроме того, в фонде просто интересно работать. Здесь много общения с разными аудиториями и не меньше интересных задач, чем в бизнесе.
