Начавшийся спад на российском потребительском рынке не слишком повлиял на прошлогодние показатели «Группы Агроком» — одного из ведущих холдингов АПК юга России, основными активами которого являются «Донской табак», колбасный завод «Тавр», крупнейший производитель оболочки для колбас «Атлантис-Пак». В 2013 году консолидированная выручка группы достигла 45,2 млрд рублей, увеличившись на 16%. Годом ранее, когда холдинг Ивана Саввиди занял десятое место в рейтинге крупнейших компаний ЮФО, составленном аналитическим центром «Эксперт ЮГ», динамика отличалась несущественно (26,5%). В дальнейшем группа, по словам её генерального директора Сергея Сапотницкого, намерена сохранять двузначные темпы роста.
Перепроизводство, помноженное на ВТО
— Мы хотели бы начать разговор с вами с общей для мясной отрасли ситуации, которая представляется весьма тревожной. Не так давно стало известно, что компания «Русская свинина» Вадима Варшавского заявила об отказе от ряда инвестиционных проектов в Ростовской области из-за ситуации на рынке, сложившейся после вступления России в ВТО. «Группа Агроком» по аналогичной причине отказалась от строительства нового мясокомбината ещё год назад. На ваш взгляд, насколько опасны эти симптомы для будущего отрасли?
— Ситуация постоянно меняется. Сейчас большую роль играет геополитическая обстановка, потом на первый план вновь может выйти вопрос импортозамещения, и всё перевернётся. Роспотребнадзор, например, уже заявил, что закроет внутренний мясной рынок для Польши, Прибалтики и целого ряда европейских стран.
Если же не брать во внимание события последних месяцев, то для животноводства, и прежде всего для свиноводства, последние 10 лет стали годами стремительного роста, был создан мощный сегмент экономики. Как учит восточная мудрость, всё в мире — это борьба противоположностей, в хорошем есть плохое, а в плохом — хорошее. И, конечно, есть определённая плата за такой стремительный рост. Когда происходит насыщение, отрасль из высокомаржинальной резко превращается в низкомаржинальную. Глобальная экономтеория учит, что счастье высокой маржи кратковременно. Другой мощный фактор — вступление России в ВТО. Если раньше на мясном рынке соблюдался некий паритет отечественной и зарубежной продукции, то сегодня идёт значительный перекос в сторону импортного мясосырья. Это следствие отмены ввозных пошлин вкупе с активной поддержкой сельхозпроизводителей (особенно ориентированных на экспорт) со стороны правительств европейских стран. Тем не менее, на мой взгляд, российское животноводство имеет перспективы для развития. Перенасыщения на рынке пока нет. Мы надеемся, что в ближайшее время государство обозначит свою чёткую позицию относительно будущего отрасли.
— Но похожая история сейчас складывается и в птицеводстве — на юге России немало остановленных предприятий.
— В птицеводстве несколько иная ситуация. За последние годы в эту отрасль сделаны гигантские инвестиции, там скопилось огромное количество начатых, но пока не реализованных проектов. А рынок уже насытился, и это очень болезненный момент. Аналогичная ситуация была на табачном рынке в начале 2000-х годов. В девяностых продукта не хватало, рынок дополнительно разогрелся кризисом 1998 года, когда везде стремительно пошёл процесс импортозамещения. Отрасль росла сказочными темпами, а в 2002 году случился кризис перепроизводства. У нас на «Донском табаке» были новые мощности, накоплен определённый запас готового продукта, в целом отрасль была готова делать больше, но рынок перестал расти. Это очень сложно, когда всё в отрасли настроено на рост. Но мы через этот момент «ломки» прошли — сокращали коллектив, останавливали производство.
— То есть сейчас нужно больше учитывать фактор перепроизводства, а не снижение уровня потребления?
— Эти процессы взаимосвязаны. Новые мощности — это недавние инвестиции, это либо собственные средства, либо кредитные ресурсы, за которые нужно расплачиваться. Чтобы окупить вложенные средства, необходимо пять-семь лет, а ведь ещё нужно заработать прибыль. Инвестиции осуществлялись с расчётом на высокие темпы роста в отрасли. Прогноз не оправдался, и теперь всё бремя ответственности ложится на себестоимость текущего продукта. С учётом настоящей ценовой войны на рынке получается, что бизнес разрушает себя изнутри. Всё это отрицательно сказывается и на маржинальности бизнеса, и на желании инвесторов вкладываться в животноводческие проекты.
Плюсы диверсификации
— Можно ли в связи с проблемами отрасли говорить о том, что у животноводства сейчас нет сильных лоббистов на уровне Думы и правительства?
— Лоббизм — это очень сложная вещь, его проявления трудно оценить в целом. Я скажу так: у большого капитала всегда есть лобби, потому что большие деньги всегда защищают. Но вот в Россию хлынул поток дешёвой импортной свинины — наверное, это тоже лоббизм, ведь на этом кто-то тоже зарабатывает.
— Сталкивались ли вы с тем, что государство задерживает выплаты по субсидиям?
— Это системная проблема. Если, например, сотрудничая с банком, ты чётко понимаешь, что, согласно договору, в такой-то день получишь такую-то сумму, то господержка — это сложный и нестабильный механизм, её логика такова: есть деньги — поддерживаем, нет — извините. Невозможность чёткого планирования своей деятельности осложняет и без того непростую жизнь российского сельхозпроизводителя.
— Насколько для вас критична такая нестабильность господдержки?
— Не критична, потому что мы — диверсифицированная группа. Однако если бы в этом вопросе соблюдались чёткие правила игры, мы росли бы гораздо быстрее.
— Какие ещё сегодня факторы риска сегодня существуют в животноводстве? Что, например, происходит с проблемой АЧС?
— Мало кто из свиноводов с нею не сталкивался. Три года назад мы вынуждены были пустить под нож всё наше поголовье (44 тысячи голов свиней), полностью обновили стадо. Я не буду оценивать убыток, который мы понесли, в масштабах группы это не самый крупный бизнес. К тому же наше свиноводство защищено барьером собственной переработки, розницы. Но если бы мы занимались только свининой, это была бы катастрофа.
— Вам государство никак не компенсировало убытки?
— Реальные убытки сегодня не компенсируются никому. Речь может идти разве что о компенсации стоимости поголовья, но никак не о возмещении затрат на заработную плату, проценты по кредитам, издержки на простой и запуск предприятия. Чтобы компенсировать убытки полностью, нужны соответствующие законы. А их нет.
— Какие меры по защите от АЧС вы считаете эффективными?
— Для крупных животноводческих проектов система безопасности должна быть такая же, как на опасных объектах, потому что животноводческое предприятие — это закрытый контур, и зараза туда может попасть только извне. Необходимо создавать специальные карантинные зоны, куда не попадёт ничего, что может иметь хоть малейшую вероятность инфекции. Потому что любая инфекция на промышленных животноводческих предприятиях при запредельной концентрации живых существ моментально вызывает эпидемию, и это — конец всему поголовью. Вот у нас АЭС — это режимный объект, вы к нему не подойдёте просто так, зато на крупную свиноферму — пожалуйста.
— Получается, дело даже не в халатности работников отдельных свиноферм?
— Если бы всё сводилось только к халатности, проблема не приобрела бы столь массового характера. Я считаю, что нет системной защиты этих предприятий.
Инвестиции оживают
— Самый крупный инвестиционный проект «Группы Агроком» — строительство нового мясоперерабатывающего комплекса — был в «губернаторской сотне», потом его оттуда исключили как неактуальный. В каком он состоянии сейчас? Вы от него окончательно отказались?
— Мы к нему снова вернулись, сейчас идут согласования с властями и монополистами. Это живой проект, мы готовы в него инвестировать.
— При каких условиях возобновится финансирование проекта?
— Есть необходимость решить земельные вопросы и оформить господдержку.
— Как вы при этом планируете нейтрализовать риски от вступления в ВТО, которые повлияли на остановку проекта? Насколько этот фактор был значим изначально и как проявил себя в динамике?
— Как я уже сказал, вступление в ВТО повлекло снижение цен на свинину, но ситуация постоянно меняется. Перерабатывающая отрасль у нас находится в сложном положении, есть колоссальное недоинвестирование. В России практически нет современных мясокомбинатов, если считать таковыми предприятия с новыми технологиями переработки, построенные за последние 10 лет. Мы только адаптируем производство под какие-то текущие реалии, под изменение техрегламентов, под новые требования по безопасности, но коренным образом это ничего не меняет. При этом есть высокие риски, а сам бизнес — низкомаржинальный. Инвестиции стремятся туда, где всё наоборот — есть высокая маржа и низкие риски, или налицо хотя бы один из этих факторов.
— «Тавр» вы тоже не считаете современным предприятием?
— «Тавру» больше ста лет. Мы постоянно занимаемся модернизацией производственных процессов, поэтому и являемся самым крупным и стабильным игроком на юге России. Но мы хотим двигаться вперёд. Чтобы идти в ногу со временем, нужно создавать новые производственные площадки с учётом всех последних разработок и технологий.
— Как государство в вашем случае может поддержать инвестора?
— Нам нужны государственные гарантии под проект. Но чтобы государство начало тратить свои деньги на такие проекты, отрасль должна быть для него приоритетной. Мясопереработка же пока таковой не является.
— А что можно сделать на региональном уровне?
— Наш объект находится на стыке двух муниципальных образований, Аксайского района и Батайска, надо помочь с небольшой коррекцией границ муниципалитетов. Есть ряд инфраструктурных вопросов — подведение дорог, строительство съезда с трассы, а также финансовых — субсидирование процентных ставок, льготы по налогам, другие меры поддержки.
— В чём-то вам уже помогли?
— Да, канализацию и воду подводят за счёт областного бюджета. Электроэнергию и газ мы вели за свои деньги.
— То есть отношения группы с руководством Ростовской области всё-таки стали теплее?
— Что касается конкретного инвестпроекта, то диалог точно стал активнее. Мы два года вообще не общались на эту тему, сейчас начали. Нужно активнее решать вопросы по земле, корректировать проектную документацию, проходить экспертизу, получить разрешение на строительство — эти процедуры могут отнять от шести месяцев до года. Если будет поддержка области, то согласование займёт минимум времени, так что начать строительство мы сможем уже в этом году.
— Сумму инвестиций в проект пересматривали?
— Ничто не становится дешевле, цену, конечно, корректируем. Само строительство сильно подорожало, оборудование, опять же, придётся покупать за валюту. Сейчас мы говорим о 13 миллиардах рублей за весь проект, но это будет самое современное производство — если не в стране, то на Юге точно.
Резервы роста на падающих рынках
— Какой результат вы посчитаете хорошим для группы в 2014 году с учётом сложившейся конъюнктуры?
— В любом случае, как бы ни складывались внешние факторы, мы говорим о двузначном росте. Именно такая цель ставится собственником.
— Какие направления будут расти?
— Мы рассчитываем, что расти будут все направления. Мы везде работаем на конкурентных рынках, нигде не занимаем доминирующего положения. Но даже на падающих рынках есть возможности для роста, из этого мы и исходим. А у «Атлантис-Пака» и «Донского табака» есть возможности для роста и на международных рынках.
— В связи с ослаблением рубля появляются ли новые возможности для экспорта продукции «Тавра»?
— Россия не экспортирует колбасную продукцию — наоборот, мы здесь ощущаем сильное давление со стороны европейских производителей. Падение национальной валюты будет играть определённую роль в борьбе с импортом, но этот фактор скажется позднее. Но и тогда мы вряд ли сможем быть кому-то интересны со своей продукцией на внешних рынках. Чтобы вывозить на экспорт такой товар, как колбаса, нужны определённые условия. Почему потребитель выбирает зарубежную продукцию? В первую очередь потому, что есть привлекательная цена. Но сырьё и станки у всех одинаковые, тогда почему товары, проходя через таможенные барьеры, через сложную цепочку логистики, остаются конкурентными по цене? А мы даже за 500 километров уже не конкурентны — это опять же к вопросу о государственной поддержке.
— Тем временем птицеводы уже активно вывозят свою продукцию за рубеж.
— Для них это серьёзный фактор устойчивости. В идеале у каждой отрасли должен быть такой выпускной клапан, который помогает избежать крупных проблем в случае больших колебаний на внутреннем рынке. Предприятие должно работать стабильно, избегая больших скачков падения и роста. При стабильной работе легче управлять рисками, себестоимостью, эффективностью.
— А можно ли говорить, что сейчас складывается ситуация, когда чем хуже для рынка, тем лучше для вас? Ведь недиверсифицированные производители будут уходить по причине своей малой устойчивости, а значит, произойдёт консолидация рынка.
— Бизнес всегда трансформируется под существующие условия, это неизбежно. Мы можем говорить, что условия становятся хуже или лучше, но это лишь констатация. Это как погода — может быть теплее или холоднее, ничего ненормального здесь нет. Хорошая погода — есть условия для роста, погода не очень — и производство тормозит, совсем плохая — бизнес сворачивается.
— Но вы-то ничего сворачивать не собираетесь?
— Нет, и даже готовы кое-что инвестировать в развитие. Другое дело, что можно было бы делать больше, но нам сверхриски не нужны, надо ждать благоприятной конъюнктуры. Кроме того, в сложных ситуациях на рынке есть определённый мобилизующий эффект. Сейчас мы больше внимания обращаем на повышение внутренней эффективности, поиск внутренних резервов.
Курс на Африку
— По табачному направлению у вас в прошлом году произошло снижение всего на один процент, в то время как рынок сократился, как минимум, на пять процентов. Как вам это удалось?
— В России есть зоны, где наша доля меньше средней по стране. Это Урал, Дальний Восток, Сибирь. Там мы не то что не падаем — даже растём. У транснационалов более ровная дистрибуция, поэтому они везде по чуть-чуть, но упали, а у нас ещё есть определённые возможности для роста там, где не так сильна наша дистрибуция.
— Недавно в Госдуме обсуждали возможность национализации табачных производств. Насколько это реальный сценарий для отрасли?
— Если честно, я не понимаю, как это можно сделать. Можно отобрать завод, но как ты отберёшь бренд, который, собственно, и является главной ценностью? Как вообще можно презреть всё законодательство в области защиты интеллектуальной собственности?
— В апреле опять пошли слухи о продаже «Донского табака». Есть ли под ними реальное основание?
— Нам самим интересно, откуда берутся такие слухи. Всё время моей работы в компании они периодически появляются. Наверное, определённый интерес к нам есть, и это неплохо.
— Тогда, может быть, вы сами планируете приобрести, вслед за греческим Sekap, какие-то новые табачные активы?
— Табачная отрасль — очень концентрированная, активы здесь штучные, на продажу их выставляют крайне редко — вы сами можете увидеть, что таких сделок во всём мире мало. Как возник вариант с Sekap? Это была госкомпания, и правительство Греции фактически заставило её приватизировать, то есть это не рядовая ситуация.
— Вами также был приобретён украинский производитель оболочек «Пентопак». Какие риски у этого производства в связи с нынешним осложнением отношений с Украиной?
— Мне не хотелось бы обсуждать политические вопросы, давайте говорить об экономике.
— Тогда вопрос по Египту, куда вы не так давно начали поставку сигарет. Вас заинтересовала эта страна конкретно, или африканский регион в целом?
— Сейчас в мире очень мало растущих рынков, а рынок Африки именно таков. Египет интересен ещё и тем, что там государство не препятствует курению, хотя и сохраняет монополию на торговлю табачными изделиями. Вообще в странах Африки растёт спрос не только на табак, но и на всю продукцию народного потребления. Продукцию «Атлантис-Пака» мы тоже будем туда экспортировать, потому что производителей оболочки там вообще практически нет.
— А с Китаем сотрудничество по производству сигарет свёрнуто?
— Определённые деловые контакты поддерживаются, но на китайском табачном рынке происходят серьёзные изменения, так что им пока, скажем так, не до нас. Когда там всё стабилизируется, мы вернёмся к проекту совместного производства.
