Чего требуют амбиции промышленности

Главная тема недавнего рэнкинга крупнейших несырьевых производителей Юга России, подготовленного «Экспертом Юг», предстаёт с нескольких сторон. С одной стороны, очевидно, что для лидеров южной промышленности изменения 2022 года стали реальным испытанием — и даже по итогам 2023 года трудно говорить, что потери в полной мере восполнены, а откат навёрстан. С другой стороны, планы, о которых говорят сегодня промышленники, гораздо амбициознее, чем те, что были до февраля 2022 года.

Главная амбиция — заполнить свой собственный рынок. Так, ГК «Ростсельмаш» начинает производство дорожно-строительных погрузчиков в ситуации, когда на российском рынке лишь 2-4% занимает отечественная продукция такого рода. ГК «Бештау» запускает завод по производству твёрдых печатных плат на российском оборудовании. Сооснователь «Бештау» Олег Осипов говорит, что надо ставить задачу обеспечения себя своими комплектующими на 100%. Но тут на самом деле не только про комплектующие речь — она обо всём, что нужно для жизни. Нужно ставить задачу производить самим вообще всё, что нужно гражданам и предприятиям. По сути, это новая парадигма мышления, которая оформилась только тогда, когда всем стало ясно, что доступ к технологиям, оборудованию и просто продукции, произведённой не нами, при желании легко закрывается — и это совсем не абстрактные страхи.

В предыдущую эпоху проводились исследования, которые показывали, что Россия производит товаров на душу населения в десятки раз ниже развитых стран — зато лидирует по доле торговле в ВВП. Эти выводы мало кого пугали. Россия строила постиндустриальную экономику, не обращая внимания на то, что постиндустриальная надстройка может полноценно существовать только на индустриальной основе. Ни у кого в стране за предыдущие десятилетия не было сил сломать эту парадигму, хотя попытки предпринимались многократно. И в этом смысле можно согласиться с Осиповым — того, что сделали для России американский и украинский президенты, не мог для неё сделать никто.

Перелом мышления состоялся, но денежная политика в стране осталась такой же, какой и была. В результате у нас дорогие деньги, а финансирование любого крупного проекта — это сверхсложная сделка с сопряжением различных мер поддержки, представляемых разными институтами. Без этой сверхсложности невозможно — экономика проектов рушится. По факту это бутылочное горлышко, через которое большинство не проходит. А когда у собственников деньги есть, они находят другие горлышки: наука, кадры...

Руководители предприятий сегодня часто говорят: у нас на всё про всё примерно четыре-пять лет. Они имеют в виду — для структурных перемен, для освоения новых рынков, для выхода на новый уровень. А дальше, говорят они, ряды обязательно сомкнутся, экономика России снова откроется для мира, и если здесь не появится к тому времени конкурентоспособных компаний, отечественный рынок снова поделят мировые бренды. 

Хочется прожить эти пять лет так, чтобы не было мучительно больно, как говорил классик.