Ростовская компания предлагает кардинально иной подход к обработке почвы и сельхозкультур: вместо химических удобрений — биологические подкормки и обработка соломы, остающейся после сбора урожая. Автор метода утверждает, что таким образом можно в разы повысить урожайность всего за несколько лет
Александр Харченко, генеральный директор ООО НПО «Биоцентр “Дон”», — классический энтузиаст, который упорно гребёт против течения. Все те шесть лет, которые существует его компания, он борется с многолетним укладом в сельском хозяйстве, который подразумевает единственно возможный способ обработки почвы — химическими удобрениями. Харченко с цифрами и фотографиями на руках доказывает, что именно этот подход привёл к отрицательной рентабельности отрасли, к тому, что почва и растения оказываются поражены болезнями, устойчивыми к применяемым средствам — и новая химия никак не улучшит положение.
Если очень схематично описать его подход, то он состоит в том, чтобы дать почве возможности для самолечения и генерации, но этого невозможно добиться, используя одно вещество. Харченко распространяет комплексную методику, которая подразумевает поэтапное восстановление почвы, используя и специально разработанные для этого вещества, и совершенно иной способ обработки почвы, как во время сева, так и после него. На такие радикальные меры готовы далеко не все, но Александр Харченко видит свою аудиторию, инноваторов в сельском хозяйстве, среди фермеров средней руки. В клиентском портфеле компании уже есть примеры моментального повышения урожайности в два раза – и уверенность, что открытых к новому методу собственников хозяйств будет больше.
Спасение мёртвых чернозёмов
— Почему, по вашему мнению, существующий агротехнологический уклад в российском сельском хозяйстве неэффективен?
— С конца 60-х годов в нашей стране повсеместно стала на государственном уровне внедряться агротехнологическая модель Нормана Борлоуга, отца-основателя «зеленой революции». Она базируется на четырёх китах: селекция и внедрение высокопродуктивных сортов и гибридов сельскохозяйственных культур, применение большого количества минеральных удобрений, широкомасштабное применение дорогостоящих химических средств защиты растений и, по возможности, полив. Но жизнь в течение последующих полутора- двух десятилетий показала, что эта модель оказалась эффективной только отчасти, она хорошо работала только на 20 процентах почв. На остальных началась сильная деградация, которая привела к резкому снижению плодородия и появлению так называемых «мертвых черноземов» и серьёзных проблем на других почвах. При этом мы попали в зависимость от иностранных производителей средств химзащиты растений, поскольку СССР в своё время отказался от производства собственных пестицидов. А производство высокопродуктивных сортов и гибридов к настоящему времени оказалось сосредоточено в руках транснациональных семеноводческих корпораций. К примеру, в России сегодня 75 процентов семян кукурузы и подсолнечника — импортные. Мы сталкиваемся с прогрессирующим процессом деградации почвы, когда с каждым годом требуется всё больше химических удобрений, а урожайность — не выше, мы почти повсеместно наблюдаем появление эпифитотий (эпидемий) новых смешанных бактериально-грибных болезней растений и рядом других проблем, вызванных процессом биологической деградации почв. В конечном итоге, это приводит к деградации отрасли в целом: недобор урожая зерновых в стране от болезней составляет 40 процентов и более, а рентабельность сельского хозяйства сегодня либо крайне низка, а в ряде случаев — отрицательная!
— В чём конкретно состоит ваш подход?
— Агротехнологическое направление, которым мы занимаемся, заключается в восстановлении плодородия почв и борьбой с новыми бакетриально-грибными инфекциями. В настоящее время наша система применяется на сотнях тысяч гектаров от Урала до Кавказа. Мы предлагаем использовать технологии, которые восстанавливают жизнь в почве, нарушенную бездумным применением химических удобрений и пестицидов, всевозможными механическими обработками, сжиганием соломы. Наши биопрепараты, представляющие из себя сложные многокомпонентные закваски, превращают солому, или пожнивные остатки, в высокоценное органическое удобрение для поля, разуплотняют почву и подавляют смешанные инфекции. Следующий этап работы с почвой – внедрение системы защиты растений, которая включает в себя применение точно подобранного химического препарата, который будет бороться только с теми болезнями и патогенами, которые найдены конкретно на этом поле или партии семян. К нему добавляются специальные биологические препараты, смягчающие отрицательное действие химии, с целью избежать сильного химического воздействия на почвенных обитателей. Изначально метод и препараты создавались для систем сберегающего земледелия, таких, как no-till. Применение этой технологии способствует оживлению почвы, наглядный пример которого – размножение дождевых червей. При знании микробиологии, принципов круговорота питательных веществ в системе «растения - почва», восстановительный период жизненных процессов в почве может занять всего 3-4 года. Это, в свою очередь, приводит к увеличению эффективности применяемых минеральных удобрений, и, соответственно, к сокращению количества используемых минеральных удобрений, при этом - к двух и трёхкратным прибавкам урожайности. При этом затраты в пересчёте на гектар существенно сокращаются. В 2001 году в ЗАО «Урожай» в Ростовской области по системе no-till было посеяно и обработано по нашей технологии 700 га озимой пшеницы: средняя урожайность составляла 42 ц/га, при среднем показателе по району 26 ц/га. К сожалению, после смерти владельца в этом хозяйстве работы были приостановлены. В очень сложном по климатическим условиям районе Ростовской области, Усть-Донецком, по нашей технологии ЗАО им. Дзержинского переход на систему no-till в совокупности с нашей технологией защиты растений привёл к двукратному росту показателя рентабельности производства зерна пшеницы озимых за три года. В ИП Хомяков в Азовском районе молодой агроном Дмитрий Крольман увеличил урожайность озимой пшеницы с 25 до 55-65 ц/га за три года работы в этом направлении. Таких примеров у нас — не один десяток.
— Ваш метод работы с почвой включает в себя целый комплекс составляющих: весь этот комплекс – это готовая технология, которую вы почерпнули где-то, или вы собрали его, что называется, на местной почве?
— Мы организовались, в первую очередь, в 2009 году как агротехнологическая компания, и хотели продвигать технологию беспахотного земледелия, no-till, знание о которой я почерпнул изучая систему землепользования в странах Латинской Америке, в Канаде. Это было в 2006-2008 годах. Однако год спустя, в 2009-2010 гг., сельское хозяйство Юга России (а сейчас и всех зерносеющих районов страны) столкнулось с совершенно новыми на тот момент болезнями растений. Тогда я был вынужден заняться разработкой системы борьбы с этими болезнями, и уже весной 2010 года мы выпустили на рынок ряд актуальных для того времени препаратов. Изначально в нашем агротехнологическом подходе, который мы противопоставили жесткой «химической» модели Н.Борлоуга, было объединено несколько структурных решений, но покупатели стали дробить её: кто-то ограничивался работой с пожнивными остатками, кто-то интересовался только листовыми некорневыми подкормками раствором минеральных удобрений и боидобавками. Но если использовать нашу агротехнологию целиком, то она даёт очень хорошие результаты. Мы не даём предложений использовать универсальные химические препараты: не надо лечить растения впрок от несуществующих болячек Главное, что необходимо делать, это регулярно диагностировать состояние растений и почвы: это стоит всего порядка 2 тыс. руб. на поле. Диагностировать, и далее лечить болезни точечно. Относительно нашего применения минеральных удобрений — мы стараемся работать не с сухими удобрениями, а с жидкими формами (например, КАС-32), у которых КПД в 3-4 раза больше; работаем с биологически активными заквасками на пожнивных остатках. На третий-пятый год (в зависимости от того насколько далеко зашли процессы деградации) почва начнёт просыпаться, и объём минеральных удобрений будет уменьшен. В ряде случаев мы наблюдали такой уровень восстановления активных почвенных процессов, что они стали вообще не нужны. Этот эффект может сохраняться до пяти лет, если в этот момент остановить работу с почвой.
Два процента инноваторов
— Насколько консервативна сегодня отрасль сельского хозяйства, как люди реагируют на ваше предложение?
— Когда мы начинаем общаться с агрономами, то примерно восемь процентов реагируют: внимательно слушают, а два процента идут на эксперимент. И у них получается. В последние 40-50 лет мировое сельское хозяйство развивается от изучения успешного опыта передовых фермеров-экспериментаторов на земле. У нас эта система сломалась, хотя, если бы мы реализовали ряд заделов, появившихся ещё в советское время, то нам не нужны были бы химические заводы. Я общался с зарубежными агрохимиками, они значительно опередили наших. Частные лаборатории дают очень грамотные рекомендации по применению химических удобрений, которые у них стоят деньги и немалые: им государство не платит, они поставлены в рыночные условия, в которых если твои советы активно работают, ты их продашь, если они неэффективны — тебя могут попросту засудить. У нас также сложилась монополия неэффективной науки и системы агрохимстанций на знания в этой области, и в течение нескольких десятилетий сельское хозяйство использует неэффективные и дорогостоящие технологии.
— Кто те люди, которые реагируют положительно?
— У меня клиенты, которые добились выдающихся успехов, в основном, по специальности это - бывшие строители, вертолётчики и т.д., люди с незашоренным сознанием, которые открыты новому. Когда наша компания только начинала работать, я ездил к фермерам, много о чем рассказывал, кому нравилось — начинали работать. Сейчас стоит задача наладить системную работу с отраслью, для чего я взял специалиста-маркетолога с сельскохозяйственным образованием. Он изучит ситуацию, и мы решили, что надо ориентироваться не только на передовиков отрасли, а на крепких середнячков.
— То есть крупные агрохолдинги — это не ваши клиенты?
— Большинство из них — крайне неэффективны с точки зрения экономики собственного производства растениеводческой продукции. Наши реальные клиенты — хозяйства с объёмом земли от 300 га до 20 тысяч га. В прошлом году меня очень подвёл один такой холдинг с площадью земель 130 тысяч га, который просил его прокредитовать, но не оплатил 40 миллионов рублей за поставленную продукцию в конце года, хотя неплохой результат был получен. На этих организациях часто долговых обязательств как на собаке блох, хотя всё это обычно тщательно скрывается для посторонних, и они часто пытаются ухватиться за что-то, что, по их мнению, поможет выползти из этой ситуации, ищут в сельском хозяйстве «кремлевскую таблетку», которая должна решить их все проблемы, но сами часто не способны к системной созидательной работе. Бывали и другие курьёзные случаи — дошло как-то раз до того, что в арбитражном суде нынешнее руководство одного из хозяйств, входившего в состав одного большой холдинга, и потом перепроданное за долги в другой, стало утверждать, будто бы товар вообще не был поставлен. Я нашёл прежнего директора, привёз на арбитражный суд, он подтвердил, что была поставка. И мы победили. Но я понял, что крупные клиенты — самые проблемные.
Иммунитет для сельхозпроизводителей
— Каким образом формируется материальная составляющая технологии – препараты для обработки соломы, защиты растений?
— У нас есть производственная база в Ставропольском крае, где производится три группы препаратов. Часть продукции мы импортируем: получили дилерство ряда европейских компаний-поставщиков водорастворимых препаратов. Поначалу мы поставляли часть препаратов заказчику и говорили ему, где докупить остальные, необходимые по нашей агротехнологии. Но клиенты не хотели делать дополнительные закупки на стороне, и мы решили поставлять препараты комплексно, всё в одном конверте.
— Скачок курса валют не навёл вас на мысль перевести производство или закупки в Россию?
— Понимаете, если голландский завод «Акзо Нобель» производит 95 процентов всего мирового рынка микроэлементных препаратов в хелатной форме, то затевать альтернативное производство смысла нет. Да, в Нижнем Новгороде производится аналог, но в пересчёте на сухое вещество он получается в три раза дороже, чем голландский препарат.
— С какими аргументами вы докажете, что нужен именно тот или иной препарат, тем более, если он окажется дорогостоящим?
— Я обеспечил защиту своей технологии: обеспечил достоверный фитомониторинг. У нас есть договорённости с институтом фитопатологии (ВНИИФ) и центром «Биоинженерия» РАН. Анализ почвы и растений показывают, как именно надо с ними работать, и заказчики изначально видят, что подход грамотен. Потом они видят фантастические прибавки к урожайности, когда она вырастает с 35 ц с гектара до 85 за три-четыре года. Я привык отвечать за свои слова.
— Импортозамещение, которое сегодня особенно актуально в сельском хозяйстве и пищепроме, даёт возможность для развития?
— Сельхозпроизводители сегодня получили больше иммунитета, их не сильно достают некоторые рьяные чиновники. Но реальной помощи нет, потому что нет рычагов для её оказания. Мы зависим от ВТО, по условиям которого Россия обязалась не помогать сельхозпроизводителям, мы зависим от поставщиков минеральных удобрений. А они привыкли поставлять их на экспорт и не хотят снижать цены для внутреннего рынка. Разве что в каком-то регионе губернатор может повлиять, сказать, чтобы они там селитру своим продавали подешевле. Но это нерыночные рычаги, а в целом повлиять на ситуацию мы не можем.
Связать фермеров с учёными
— Ваш подход – это что-то революционное для сельского хозяйства России? Почему такой невысокий процент отклика?
— Многие из подходов, которые мы применяем, разрабатывались ещё при Сталине. Тогда было в обычном порядке что-то новое искать. Так, например, Терентий Семёнович Мальцев, селекционер и новатор сельского хозяйства, предложил минимальную обработку почвы. В своё время институт Бараева подвёл под неё теоретическую базу, и она внедрялась повсеместно. Система оказалась очень эффективной, ведь она кормила огромное число людей! Это как пример внедренных инноваций. Но мы утратили стремление к поиску резервов повышения урожайности с помощью поиска новых подходов, заменили всё на более дорогостоящую американскую модель, которая привела к тому, что сегодня 75 процентов семян и до 100 процентов пестицидов у нас импортные, и основную прибыль забирают химики. Мы во многом пытаемся вернуть ту, старую систему, в которой наука шла от успешной практики, от находок передовых земледельцев, под которую затем подводилась теоретическая база. У меня есть один знакомый в Саратовской области, владеющий 11000 га земли, то есть это - не любитель. И он подтвердит вам, что не делает никакой подкормки растений химическими удобрениями, вообще не использует их на своих полях, ему не надо бороться и с насекомыми с помощью химии. Он просто ставит ёмкости с водой вдоль полей, прилетают птицы, и проделывают работу по очищению поля от вредных насекомых. Он просто понял, что птицы летом будут там, где смогут пить, и использовал это. Ни в одном учебнике этого не прочитаешь, и это не укладывается в головах современных учёных. Они продолжают продвигать идеи 80-х годов, не понимая, что отстали от практики современного сельского хозяйства лет на двадцать. Когда Дмитрий Медведев был президентом, он пытался разобраться, почему наука не даёт дельных советов для практиков-земледельцев. И выяснил пренеприятнейшую вещь: организация с бюджетом 9,5 миллиарда рублей в год в конце 90-х годов изменила устав Россельхозакадемии, где прописала, что она больше не будет заниматься практическим сельским хозяйством, а только фундаментальными исследованиями. Страна ждёт, что наука что-то скажет, а наука занимается тем, что она себе придумала.
— Для того, чтобы передовые технологии широко применялись на практике, необходимо, чтобы на государственному уровне о них было заявлено, был задан вектор внедрения нового опыта. Или достаточно будет, если появится большое количество передовых хозяйств, имеющих опыт эффективного внедрения?
— У нас государство, к сожалению, ещё в 90-х годах отстранилось от решения задач в сельском хозяйстве. Мы приняли либеральную модель, в которой предполагалось, что рынок всё устроит. А на самом деле мы пришли к тому, что государство не знает, чего ему хотеть в этой отрасли: просто отсутствует понятийный аппарат. Вдобавок мы подписали кучу международных соглашений, которыми загнали себя в угол. Я имею в виду ВТО, конечно. Может, государство и хотело бы что-то изменить, но рычагов нет, потому что у нас международное законодательство превалирует над государственным. Поэтому все заявления власти чаще всего носят только декларативный характер.
— Что необходимо поменять, чтобы сделать отрасль более эффективной?
— Сегодня есть потребность в том, чтобы заново переосмыслить и пересмотреть базовые понятия в земледелии. Я как-то работал в составе экспертного совета по охране плодородия почв, приезжал в Думу, участвовал в заседании, которое длилось в течение пяти часов. Там выступающие, в основном, выходили на трибуну с мыслью о том, что землю нужно беречь. И ни до чего не договорились. Я предложил обсудить хотя бы понятие «плодородие почвы». Раньше, когда принимались решения и вносились изменения в законодательство, необходима была чёткая терминология, иначе каждый бы привносил свой смысл в используемые там понятия. В СССР была гостовская схема определяющая смысл понятий, всем ясная. Сейчас мы наблюдаем, что система представлений о почве изменилась, но изменений в терминах нет.
— Если представить, что терминология будет разработана, то какие механизмы помогли бы внедрять эффективные технологии таким образом, чтобы не нарушать условия участия в ВТО, то есть можно ли что-то сделать в отечественном сельском хозяйстве при отсутствии государственной финансовой поддержки?
— В США сейчас успешно работает цепочка «фермер-экспериментатор — учёный — консультационные центры», тиражирующие успешные практики и агротехнологические решения, придуманные успешными фермерами. Есть опыт таких стран, как Бразилия и Аргентина, которые в своё время были поставлены в тяжёлые рыночные условия. Тогда они создали при министерствах развития и экономики маленькие институты, задача которых состояла в том, чтобы создать эффективную модель сельского хозяйства. Такую модель, в которой отрасль могла бы зарабатывать деньги, могла бы экономически подняться. Они пошли к эффективным фермерам, изучили их опыт и подвели под него теоретическую базу. Можно пойти таким же путём и у нас: есть масса хозяйств, которые работают эффективнее, чем соседи. Почему не взять их опыт? Воспроизвести его, если он воспроизводится – сделать материалы, написать книги, предложить для массового внедрения. Продвигающая технологии организация должна быть независима от науки. Хорошо, если это инициирует государство. Но если оно этого не сделает, отдельные фермеры, отдельные исследователи и практики всё равно будут заниматься этим. Всегда есть те один-два процента, которые будут ездить в Канаду, Австралию, Аргентину, изучать, как у них получается, и внедрять передовой опыт у себя.
