Это интервью состоялось через три дня после того, как стало известно, что Внешэкономбанк (ВЭБ) договорился с А1 о покупке 40% её доли в ООО «Евродон», после чего структура «Альфы-групп» отозвала все иски к компании и её основному владельцу Вадиму Ванееву. Так был окончен конфликт, который продлился 27 дней, — при этом никто и не подозревал, насколько критичной в этот момент была ситуация в самой компании. И тем не менее, то, каким образом ситуация разрешилась, даёт Ванееву новые надежды. В частности, надежды на возобновление финансирование своего инвестпроекта от ВЭБа — по одобренному в 2012 году кредиту в размере 17,9 млрд рублей на создание нового мощного производства индейки было получено только 6,9 млрд. Между тем, возврат средств по кредиту возможен лишь при реализации заявленного проекта. Приоритетная задача компании сейчас — навёрстывать упущенное и максимально быстро выходить на объёмы в 150 тысяч тонн индейки в живом весе, а это, напомним, уровень крупнейшего производства в Европе.
«Не в моих силах — заставить ВЭБ купить долю у А1»
— Прежде всего, хочется уточнить, что именно досталось новому акционеру? Только то, что было во владении компании «Бримстоун», или ещё какие-то активы?
— Речь идет о четырёх предприятиях, пакетами в которых владел Brimstone Investments («Евродон», «Урсдон», «Ирдон» и «Металл-Дон». — «Эксперт ЮГ»). То есть всё, кроме «Евродон-Юг».
— То есть «Бримстоун» был участником всех четырёх предприятий?
— Мы сами только недавно узнали, кто именно стоит за этим нашим акционером.
— Это одна из странностей всей истории.
— В 2012 году мы узнали, что наш акционер — Газизуллин (Фарит Газизуллин, бенефициар Brimstone Investments, член совета директоров «Газпрома». — «Эксперт ЮГ»). Для нас это было неожиданно. Мы думали, что за этой компанией стоит сам Внешэкономбанк.
— Он как–то обозначал на протяжении этого времени свои интересы?
— Вообще он в первый раз приехал на «Евродон» в 2015 году.
— Когда от него прозвучало желание поучаствовать в «Евродон-Юг»?
— В 2012 году. Как только ВЭБ выдал деньги на новый проект (17,9 млрд рублей. — «Эксперт ЮГ»). А это, между прочим, деньги, которые выдал лично нынешний президент России Владимир Путин.
— Он подписывал постановление?
— Да, будучи премьер-министром, он был председателем наблюдательного совета ВЭБа.
— На какой стадии находится строительство нового индейководческого комплекса?
— Весь комплекс построен на 50 процентов. Мы ведь его с 2012 год по 2016 год строим. Хотя мы такие проекты способны реализовывать за полтора года. Так нас финансировали. Да, мясоперерабатывающий завод мощностью 150 тысяч тонн построен. Построен инкубатор. Но птичников не хватает. И комбикормовый завод не построен. Остальное — готово.
— На сколько вас недофинансировали?
— Ещё не выбрано 11 миллиардов рублей. Мясопереработка на самом деле — сердце комплекса. Самое главное в любом комплексе — это мясопереработка, комбикормовый и инкубатор, а остальное — это уже мелочи.
— С учётом того, что построено — какая сейчас у вас производительность?
— На нашем заводе мы можем произвести 150 тысяч тонн. Но так как птичников нету, соответственно нет и сырья. Сейчас начнут финансировать, мы начнём их строить — и в следующем году мы выходим на 150 тысяч.
— Построить птичники — это так быстро?
— Мы строим один птичник за 20 дней.
— С чем были связаны задержки финансирования?
— Разногласия в банке.
— Арест в ВЭБе главы департамента природных ресурсов Ильгиза Валитова в Лефортовском суде Москвы связывают с делом «Евродона». Якобы Валитов предлагал «Евродону» получить в ВЭБе кредиты в обмен на доли в их уставных капиталах. Не предлагал ли этот господин решить проблемы с получением финансирования от ВЭБа?
— Ничего такого не было.
— И тем не менее — задержки финансирования, но при этом в течение 10 дней был решён вопрос о покупке 40 процентов долей в вашей компании.
— Ну да, примерно в течение 10 дней.
— Как объяснить такую скорость принятия решений?
— Это надо у А1 и ВЭБа спросить — как они об этом быстро договорились.
— Вы думаете, что А1 выходила с предложением на ВЭБ, или это вы предпринимали какие-то шаги?
— Я тоже предпринимал усилия, но думаю, что ВЭБ больше. А1 же никогда не занимались индейкой. Я с ними встречался — с Винокуровым (Александр Винокуров — президент компании А1. — «Эксперт ЮГ»). Но «Евродон» — сложный проект. Это не «Шахтинская плитка», когда ты на завод зашёл — и всё. Это живая птица…Если бы они один раз проехались по всем объектам «Евродона», думаю, что они бы собрались и уехали в Москву. Потому что 200 километров надо проехать, чтобы охватить объекты «Евродон Юг», чтобы посетить всё!
— Какая именно структура стала вашим акционером?
— Не знаю. Сделки ещё не было. Есть договорённость. Ещё антимонопольный комитет должен разрешить ВЭБу выкупить долю. Но для нас самое главное то, что иски отозвали. Для нас это была бы катастрофа! Честно могу сказать, кормов оставалась на пять дней. А потом птица бы сдохла. Все наши поставщики, которые работают с рассрочкой, перестали нам поставлять корма, потому что у всех встал вопрос — оплатим мы или нет, раз тут такая история.
— Я правильно понимаю, что вы попытались донести эту ситуацию до кого-то, кто принимает решения?
— Скажу так, мой великий земляк, который меня выручил, он — единственный, кто поверил в меня с самого начала. Гергиев (Валерий Гергиев — художественный руководитель Мариинского театра. — «Эксперт ЮГ») может связаться с любым человеком по телефону. Но я точно не знаю, подключался ли он. Последнюю неделю я не могу с ним связаться. Он на концертах в Нью-Йорке, потом — в Латинской Америке.
Кстати, в прессе много пишут, что я подарил Гергиеву 15 процентов компании. Я ещё раз хочу сказать всем: я ничего не дарил ему! И Гергиев такие подарки не принимает — в конце концов, где Ванеев и где великий Гергиев?! Это была чисто мужская договорённость о том, что мы идём вместе. И он проявил себя как мужчина. Есть информация, что к нему ездили в декабре с целью выкупить 15 процентов. Но он ничего не продал. На его месте любой другой мог бы сделать это давным-давно. А мы — партнёры. Он поверил в проект и в меня.
— Губернатор Ростовской области Василий Голубев комментировал вашу ситуацию. Первым объявил о договорённостях с новым инвестором.
— Да, действительно Василий Юрьевич подключался — встречался с руководством «Альфа-Групп». Насколько я знаю, разговор шёл о том, что на предприятие заходит новый инвестор. В этой ситуации на региональном уровне сложно было что-то решить. Однако он пытался это сделать, и я ему благодарен.
— Но вы понимаете, как было принято решение ВЭБа?
— Пока не до конца.
— ВЭБ напрямую участвует разве что в олимпийских объектах. То есть решение, которое принято, мягко говоря, нестандартное.
— Проект по индейке — тоже нестандартный.
— Выходит, главный госбанк спас ваш проект.
— Выходит, так. Получается, что «Евродон» — значимый проект для страны, если они такое решение приняли. Как бы я ни хотел, это не в моих силах — заставить ВЭБ купить у А1 долю в нашей компании.
— Какая голова в ВЭБе думает о вас?
— Я думаю, сейчас никакая. Все топы, насколько мне известно, уходят или уже ушли. Команда обновляется. Хотя, мне кажется, таких проектов, как наш, в ВЭБе мало.
— Откуда уверенность, что вы получите финансирование? Вы стоите четыре года.
— Не совсем. Мы работаем так: четыре месяца строим, три стоим. Если через неделю-две не приступим к строительству, мы распустим строителей. Сейчас стройка стоит уже три-четыре месяца.
Уверенности нету, но я буду приглашать новое руководство, чтобы они на месте оценили масштаб комплекса. Ведь это крупнейший проект в Европе! Акционер должен быть заинтересован в том, чтобы проект был реализован. Здесь всё взаимосвязано.
— То есть надежды на возврат денег, если не будет дофинансирован проект, немного?
— Никаких надежд. А откуда мы возьмём деньги? Нам останется предложить забрать то, что построено. Дело такое: то, что мы знаем по индейке, ни одна команда не знает. Но мозги наши не заберут. То же самое я говорил и А1. Ребята, то, что есть в моей голове, вы не вытащите!
— В бизнесе на протяжении последних 20 лет говорят: незаменимых нет.
— Лидер всегда имеет значение. Тот же Стив Джобс — все успехи Apple связаны с ним.
«Когда мы выйдем на мировые рынки, нас будут мочить»
— Какая у вас динамика роста в 2015 году? Везде только информация за предыдущий год.
— Мы произвели 47 тысяч тонн индейки, 24 тысячи тонн утки. По выручке перевалили за 5 миллиардов рублей — то есть почти не выросли, из-за всё тех же процессов. К сожалению, я последние три года работой не занимался. Со всей ответственностью могу сказать, что 80 процентов своего времени я защищал бизнес, а 20 процентов — занимался работой. А должен был всю свою энергию направлять на работу. Есть серьёзные вопросы по прародительскому стаду, по биобезопасности. По утке мы получили прародителей — этого никогда никто не делал в Советском Союзе.
— Мы знаем только про эти 27 дней. А вы говорите, что последние три года 80 процентов времени уходит на защиту — о чём речь?
— О том же самом. О защите бизнеса.
— О попытках войти в капитал, втянуть вас в проекты, вытащить в другие регионы?
— Всё сразу. Дай Бог, теперь ситуация выровняется и нам дадут работать.
— Какие задачи вы сейчас решаете в бизнесе? Почему выставились на «Продэкспо»?
— «Тойота» не может не выставляться на автомобильной выставке. Проблем с продажами у нас нет — мясо просто улетает. Надо выходить на другой уровень — позиционировать себя правильно. Потому что 150 тысяч тонн в год — это крупнейший проект в Европе. Уточню: 150 тысяч тонн — это живой вес индейки, а в убойном — 120 тысяч. Мы ранее с индейкой нигде не выставлялись. А китайцы на выставке напрямую говорили, что «Евродон» в производстве индейки — это как «Мираторг» в производстве свинины.
— Будет момент, когда новое производство начнёт работать — и это утроение как-то надо пережить. Как вы готовитесь?
— Конечно, увеличение не произойдёт за три дня. Оно будет идти по нарастающей в течение года, потому что птица растёт 140 дней. И в лучшем случае с сентября пойдёт увеличение объёмов. Сейчас 30-40 процентам клиентов мы отказываем в продаже. С другой стороны, индейка — это уникальный продукт для мясопереработчиков. Но этот канал мы можем задействовать только в крайнем случае, поскольку нам нужно сырьё для собственного завода.
— Объём в 150 тысяч предполагает развитие экспорта?
— Только до 20 процентов. Прежде всего рассматриваются СНГ, Азия и страны арабского мира. Но больше я ничего не буду говорить. Как только я что-то скажу — за нами начинают повторять. У нас есть определённые договорённости.
— А поставки?
— Нет, какие поставки? Прежде чем делать поставки, мы должны решить вопросы по сертификации, упаковке и так далее. Нас никто не ждёт. Если к концу года мы что-то сделаем, можно будет говорить о победе. Это сложный и долгий процесс, к которому мы готовимся.
— А внутренний рынок так сразу откроется и проглотит новый объём?
— Обязательно будет кампания, направленная на конечного потребителя.Мы должны достучаться до человека. По моему мнению, только процентов 10 информированы, что такое индейка. Но индейка не будет доминировать — у неё своя ниша. Есть очень много людей, которые не едят свинину. Кто-то не хочет есть бройлеров, другие следят за собой — вот они и будут потреблять мясо индейки.
— Как вы оценивали размер ниши, когда планировали завод?
— Брали средние показатели по Европе. В Европе едят порядка четырёх килограммов на человека. А чем мы отличаемся от них?
— Представители АПК всегда говорят, что им не хватает лоббистов, чтобы решить целый ряд накопившихся в отраcли проблем. Что из нынешней повестки Минсельхоза для вас актуально и чего не хватает?
— Действительно, лоббисты нужны. У нас в России сельское хозяйство ассоциируется с чёрной дырой, и всю жизнь мы завозим продукты из-за рубежа. Вроде многое получается у Ткачёва (Александр Ткачёв, министр сельского хозяйства РФ. — «Эксперт ЮГ» ). C Минсельхозом мы очень продуктивно работаем — я столько раз там не был до этого, сколько был за последние полгода.
— А вы видите, что дальше — после цифры 150 тысяч тонн?
— Я не буду говорить — не хочу спугнуть Запад. Мне правильно сказали: чем меньше будешь говорить, тем меньше за тобой будут следить из-за рубежа. Россия — это 50 процентов чернозёма, 25 процентов пресной воды. Годовой оборот «Газпрома», если я не ошибаюсь, около 150 миллиардов долларов, а компании «Нестле» в маленькой Швейцарии — 95 миллиардов. Пока не будет мощных российских компаний, производящих продукты питания, которые могут что-то противопоставлять западным, будет очень сложно. Первая компания в США — это 600 тысяч тонн индейки в год. Как мне с ней конкурировать?
— То есть тему индейки надо дальше развививать?
— Да. У нас очень серьёзные проработки. Когда шёл диалог c A1, мне один человек сказал: это ещё не конфликт. Нужно готовиться к войне там, на рынках. Когда мы будем выходить на мировые рынки, нас будут мочить совершенно разными способами — вроде утверждений, что русские ничего не понимают в качестве продукта. Вот для этого нам и нужны великая Россия и Владимир Владимирович Путин. Вот тогда государство должно защищать. Я читал в прессе о том, как Альберт Гор приезжал в Россию и продвигал идею «ножек Буша» своего друга Дональда Тайсона на российский рынок. Мне доводилось присутствовать с делегацией во главе с Виктором Алексеевичем Зубковым на переговорах с министром сельского хозяйства Канады. Канадский министр ругался с Зубковым из-за 20 тысяч тонн мяса, которых Россия не принимала. «Что я должен сказать своим фермерам?» — кричал он. Я был просто потрясён, когда смотрел, как он это отстаивал.
— Вы из жёсткого рыночника, которым были когда-то, превратились в бизнесмена-государственника.
— Я был государственником всегда. Я очень люблю свою страну, какая бы она ни была и что бы про неё ни говорили. Я отсюда никуда не уеду. У России огромный потенциал.
А сейчас я просто защищал свой бизнес и свой коллектив. Я хочу сделать большой проект — вот моя задача. Я верю в этот проект. Если бы не верил, просто бы принял условия А1, вышел из бизнеса и расслабился. У меня потребности невелики. Однако ведь моя команда скажет, что я их предал, потому что я ранее говорил, что мы будем строить великую российскую компанию.
