— Ряд экспертов говорят о надеждах на то, что нынешний политический сезон позволит вынести на обсуждение ряд тем, необходимость которых давно назрела в сфере экономической политики. Каким образом можно повлиять на ситуацию в экономике? За какие именно изменения бороться?
— О востребованности руководством страны новой экономической политики свидетельствует то заседание экспертного совета, которое состоялось в мае под руководством президента. Впервые за 15 лет прозвучала альтернативная ортодоксально-либеральным взглядам точка зрения. Я имею в виду Столыпинский клуб, к созданию которого я тоже имел отношение. Большинство экспертов согласно с тем, что надо стимулировать развитие экономики, а экономический рост должен стать абсолютным приоритетом, поскольку только при экономическом росте можно решать те проблемы, которые стоят перед страной, — начиная от обеспечения безопасности и заканчивая развитием экономических и политических институтов. А стимулировать экономику можно только одним путём — смягчением финансово-кредитной и бюджетной политики. Я считаю, что пришло время снижать ключевую ставку. Столыпинский клуб предлагает расширять денежное предложение через институты проектного финансирования — с этим можно дискутировать, поскольку у нас есть печальный опыт финансирования проектов Центральным банком. И я принципиальный противник того, чтобы деньги распределял чиновник. Я считаю, что нужно создать нормальные макроэкономические условия — и рынок сам выберет эффективные проекты. Хотя, конечно, должно быть стимулирование проектов в промышленности и сельском хозяйстве.
— То есть вы считаете, что надо не поддерживать точечные проекты, а предпринимать системные меры?
— Экономический блок правительства, который позиционирует себя как либералов, на деле выступает за приоритет чиновников в распределении денег; мы же, партия социалистическая, — за либеральные методы регулирования экономики. Сейчас, после девальвации, должен быть рост в экономике — товары стало производить даже дешевле, чем в Китае, — но высокая ключевая ставка делает кредиты запредельно дорогими, а жёсткая бюджетная политика сокращает потребительский рост. Хотим экономический рост — надо снижать ключевую ставку. Аргументов в пользу высокой ставки нет. Последний был — высокая инфляция. Сегодня инфляция 7,5 процента, а ставка — 11 процентов. Вопрос: почему власти так поступают? Дело в том, что любая политика, в том числе и экономическая, проводится в чьих-то интересах — имею в виду ту или иную разновидность бизнеса. ЦБ, к сожалению, объективно проводит политику в пользу мировых финансовых спекулянтов. Им очень выгодны высокие ставки в России, потому что они практически бесплатно берут деньги в европейских банках, потом здесь накручивают и перепродают. Почему идёт сопротивление снижению ключевой ставки? Потому что будет необходимо, чтобы деньги не попали на валютный рынок, вводить валютное регулирование — иначе мы подстегнём девальвацию. Но если мы введём валютное регулирование, в том числе по экспортно-импортным операциям, валютные спекуляции закончатся. А сейчас большинство операций на Московской валютно-фондовой бирже проводят нерезиденты. Финансовую политику в России определяет не реальный сектор экономики, а, по сути, спекулятивный мировой капитал. Это не обвинение, а констатация факта.
Второе — как обычно выходят из кризиса? Стимулируют денежное предложение. У нас же происходит его сжатие. Когда «Справедливая Россия» настаивала на полноценной индексации пенсии, заработных плат и денежного довольствия военнослужащих, это был не только предвыборный популизм, это вытекает из реальной экономической ситуации — увеличивая денежное предложение, мы будем стимулировать экономический рост. ЦБ перешёл к плавающему курсу рубля, когда понял, что не сможет противостоять девальвации. После этого единственным источником пополнения денежной массы стал бюджет. Но когда правительство перекрывает кислород и бюджету, мы имеем экономический спад вместо экономического роста. Нам говорят, что нет свободных мощностей, но это чушь. Мощности есть — и они пока не уничтожены.
— До какого уровня нужно снизить ключевую ставку?
— До восьми процентов — это будет очень адекватный уровень. Реальный сектор тогда станет прибыльным.
— Те сценарии, которые сегодня обсуждаются, плохо совместимы. Есть опасность, что в результате будет найден компромисс, чтобы угодить всем группам, то есть — точечные меры. Если так, то какими они должны всё-таки быть? Дополнительные институты поддержки реального сектора?
— Да, соединить все подходы невозможно — они политически противоположны. Это будет ещё хуже, чем последовательно проводить одну линию. Здесь высшему руководству страны надо определиться и понять, что поскольку изменились экономические условия, нужно менять и политику. Сейчас власть проводит экономическую политику в интересах тех слоёв, которые выступают против её политики внешней. Это тупиковый путь. В экономической политике надо опираться на реальный сектор, заинтересованный в суверенитете страны, который поможет ему выходить на международный рынок — для этого нужно сильное государство. Поэтому половинчатые меры не сработают.
Да, надо укреплять институты развития. Промышленный фонд поддерживает всего 20 проектов — и то определённый эффект есть. Если будет больше, значит, будет лучше. Но если, например, говорить об импортозамещении, надо быть очень аккуратными в локализации, потому что у нас часто привлекают производства, аналоги которых есть в России. В результате мы не получаем новые технологии, не приобретаем новые компетенции, а плодим конкурентов своим компаниям внутри страны. Например, в Краснодарском крае «Клаас» будет получать субсидии из госбюджета наравне с «Ростсельмашем». Неважно, сколько операций делается в России. Важно, кто создаёт интеллектуальный продукт. Если говорить о локализации, когда мы что-то строим с помощью иностранцев, интеллектуальная собственность должна быть за россиянами — недостаточно просто открывать сборочное производство. Потому что изменятся условия — они просто сложат вещички и уедут, такие примеры есть. Надо добиться хотя бы того, чтобы наш бизнес был в равных условиях с иностранным. Недавно принято решение — мы опять даём льготы по ввозу иностранных самолётов, хотя уже вроде свои начали делать.
Ещё один момент — нужна системность. Это значит, что нужно поддерживать не отдельные предприятия, а отрасли — чтобы в России была не только финальная сборка, но и комплектующие здесь производились. У нас очень мало отраслей осталось, которые оснащены и развиты по-настоящему. Даже автомобильная — это же не отрасль, это филиалы международных компаний. А вот сельхозмашиностроение — по-прежнему отрасль, потому что интеллектуальная собственность создаётся в России. Когда отрасль живёт, когда в неё идут инвестиции, качество улучшается.
— Но ведь таких мер, как валютное регулирование, правительство боится потому, что они бьют по транснациональным компаниям, которые и так снизили активность в России.
— Надежды на иностранные компании не очень-то и сбылись. Если мы посмотрим на их инвестиционную активность, то увидим, что это пищёвка и сырьевой сектор. В хайтек, станкостроение, машиностроение они идут очень вяло. Есть лишь отдельные примеры, в том числе негативные — производство поездов «Ласточка», которое убыточно. Совсем непонятна мне поддержка сборочных производств иностранных легковых автомобилей. С одной стороны, мы действительно никогда не производили хорошие машины, поэтому здесь, может быть, локализация и оправдана. Но тратить 30 процентов всей поддержки развития промышленности на иностранные концерны — насколько это государственный подход?
Я бы не очень надеялся на транснациональные корпорации, которые зачастую заходят на рынок после политической мотивации, тогда как в отношении России идёт политика сдерживания. Ожидать от транснациональных компаний развития технологий в нашей стране трудно. Мы недооцениваем российский капитал. Необходимо, чтобы инвестировать было выгодно, чтобы производством заниматься было выгодно. И меры валютного регулирования никак не помешают инвестировать тем, кто стратегически намерен это делать.
— Сейчас ставятся масштабные задачи по развитию сектора малого и среднего бизнеса. Как может выглядеть система, которая в состоянии обеспечить рост этого сектора?
— Потенциально малый бизнес — наиболее инновационный бизнес. Но у нас наукой и инновациями занимаются процентов семь от общего числа компаний, остальные предприятия сектора — это услуги и торговля. Всё-таки основа экономики — крупные транснациональные компании, прежде всего — свои собственные. В США малый бизнес развит потому, что он развивается при крупных компаниях. Высокую добавленную стоимость могут создавать только крупные предприятия. Не надо МСБ противопоставлять крупному бизнесу — это ложная цель. Когда я слышу, что малый бизнес должен иметь долю 60 процентов, у меня возникает вопрос — а куда денутся крупные предприятия? Малый бизнес будет развивать космические технологии, реализовывать масштабные проекты? Так что абсолютизировать проблемы этого сектора нельзя. При этом актуальной проблемой остаются совершенно запредельные социальные платежи, пенсионные и другие внебюджетные фонды — конечно, для инновационных компаний в сфере МСБ нужны налоговые послабления.
