День Победы на раскопках: как поисковики собирают по крупицам историю страны

Поисковое движение «Миус-фронт» одно из самых известных объединений историков, отставных военных, предпринимателей и просто неравнодушных людей, занимающихся раскопками на местах сражений времен Великой Отечественной войны на Юге. Однако их деятельность не исчерпывается лишь только «земляными работами» и восстановлением военной техники для музеев. Андрей Кудряков видит задачу «Миус-фронта» в сохранении исторической памяти — особенно сегодня, когда борьба за нее разгорается на международных и отечественных «полях сражений».

Смотрите также фрагменты видеоинтервью с Андреем Кудряковым по ссылке здесь.

— Что сегодня представляет собой поисковое движение «Миус-фронт» и каковы основные направления его работы?
— Мы сейчас, пожалуй, самое крупное региональное объединение поисковых отрядов в России, работаем далеко за пределами донского края. У нас были экспедиции в Краснодарский край, на Кавказ, в Крым и даже в Европу. Работаем в местах наиболее кровопролитных боев второй мировой и великой отечественной войны. Объединяет наше движение историков-профессионалов, поисковиков, представителей ветеранских организаций и даже ветеранов ВОВ, которые до сих пор, несмотря на столько прошедших лет, не теряют надежды найти своих однополчан, оставленных на поле боя. За те 20 лет, что мы работаем, считаю у нас хорошие результаты. Идем в ногу со временем: развиваемся и работаем на основании современных технологий и актуальных архивных данных с привлечением аэро- и спутниковой съёмки. Работаем с ведущими архивами России, Германии, США. Публикуем статьи, выпускаем книги. Сейчас вышла очередная книга о ростовчанах-героях Великой Отечественной войны, кавалерах Ордена Славы. Так что огромный комплексный подход, начиная от военно-исторических реконструкций, которые базируются на поисковых работах, и заканчивая шествием «Бессмертного полка».



— Объединение «Миус фронт» имеет статус НКО. Как вы работаете над финансированием его деятельности?
— Самый большой, пожалуй, источник наших расходов – это мемориальные проекты. Сейчас мы хотим открыть памятник нашим ростовским курсантам шести ростовских училищ, которые в 41-м первыми встретили врага. Нужно собрать 8 млн рублей. Это пока самые большие расходы. Расходы на экспедиции существенно меньше. Рассчитываем на поддержку нашего Российского военно-исторического общества, ветеранских организаций, бизнеса. Также мы год назад подписали соглашение с музеем, созданным при участии областного правительства на Самбекских высотах. Будем формировать совместную экспедицию с ними для пополнения музейного фонда.



Мемориал и место строительства музея «Самбекские высоты» под Таганрогом // Фото: sambek-museum.ru

— Расскажите, с чего начиналось поисковое движение на Дону. Как вы считаете, почему именно вы стали самым большим поисковым объединением в России?
— Это началось еще в 90-годы, в очень сложное время. Группа офицеров запаса, прошедших горячие точки, приехала на Миус фронт под руководством выдающегося исследователя Афанасенко Владимира Ивановича, который по сей день является нашим научным руководителем. И он показал нам поля сражений на Миус-фронте, где тогда повсюду были непогребенные останки на поверхности. Это полоса укреплений начинается под Таганрогом и далее до Донецка все было усеяно белеющими костями наших солдат, ржавым железом, касками. Многие из тех, кто тогда побывал на Миусе и увидел эту страшную картину, служили в элитных подразделениях спецназа ГРУ, где не принято оставлять своих на поле боя. Поэтому мы дали себе слово, что всё свободное время будем собирать наших солдат с полей сражений. А дальше мы столкнулись со всем спектром проблем, связанных с разрушением братских могил, наплевательским отношением местных властей, отсутствием взвешенного патриотического воспитания молодежи. По мере появления этих проблем старались решать их в комплексе. Так появился наш Народный Донской военно-исторический музей, который занимается реконструкциями сражений. Всё началось с того что нашли в земле нашу пушку-«сорокапятку», которую в ходе боев переехал немецкий танк. Наши солдаты там погибли. Хотели сдать в музей, но там нам сказали, что это не нужно — «не хотим с ней возиться, на металл ее отправьте». Пришлось восстановить. После этого мы начали восстанавливать и другие образцы нашего вооружения и техники.



— Какой момент считаете знаковым в вашей деятельности? Когда вы поняли, что переросли в такое мощное объединение?
— 2012 год, 9 мая, одно из первых шествий в стране «Бессмертный полка» было организовано нами в Ростове-на-Дону. Объединение «Миус фронт», получив разрешение от властей на проведение этой акции, дав небольшую рекламу с помощью друзей-журналистов и сообщив в социальных сетях об акции, вышло 9 мая на акцию. Мы думали, что будем одни, человек 100-200 поисковиков, не более. Мы несли портреты тех кого нашли на полях сражений и чьи имена удалось установить А пришло около 5000 ростовчан с портретами своих фронтовиков . Мы выстроились и прошли по улице Большой Садовой в первом шествии. И вот в этот момент мы поняли, что действительно движемся в правильном направлении.

— В 90-е годы не было никакой госполитики в отношении перезахоронения останков и поисковых мероприятий. Сегодня ситуация изменилась?
— Сейчас ситуация во многом изменилась. Но, к сожалению, до единого понимания и диалога власти и общественников пока далеко. Да, мы привлекли внимание к восстановлению братских могил, это уже часть государственной политики, но та жутчайшая бюрократия, с которой мы сталкиваемся со стороны органов военного комиссариата, просто немыслима. Когда из-за того, что у тебя нет печати, тебе отказывают в похоронах наших солдат, это напоминает политику гитлеровской Германии. Я не побоюсь этого сравнения и готов свои слова подтвердить.

— В прессе часто писали о таких конфликтах с органами военного управления. Но, тем не менее, там приводились аргументы с их стороны. Например, что необходимо еще доказать, что именно останки красноармейцев обнаружили, а не останки бойцов каких-то других армий. Проводились ли вами какие-то исследования этих останков?
— Когда ты занимаешься неправильным делом, ты пытаешься выдумать самые чудовищные вопросы. А это именно такой вопрос, потому что немецкий солдат и солдат Красной Армии отличаются и по форме одежды, и по вооружению, и, в конце концов, по наличию идентификационных жетонов. Немецкие солдаты носили медальоны, связанные с личной страховкой каждого человека (т.е. если ты хотел, чтобы твоя семья получила страховку после твоей гибели, ты носил этот жетон). Т.е. любой поисковик, даже начального уровня, обладает такими знаниями.



— Мы говорим о навыках, а с точки зрения закона, все эти отличительные признаки могут являться свидетельством того, что именно те останки найдены?
— Да, конечно, однозначно. Останки документируются, эксгумируются в присутствии определенного количества людей, осматривается сопроводительный материал, который находится вместе с ним. Я же говорил, что у нас археологи работают, поэтому это не составляет никакого труда. Это полноценная исследовательская работа.

— Как выстроена работа с родственниками погибших?
— Находим их после, порой, многолетних поисков Это, пожалуй, один из самых трогательных моментов. Вот ты едешь, например, в Краснодарский край, везешь с собой маленький гробик, как будто детское тельце. А тебя встречает, не только семья погибшего, а вообще вся станица ждёт со слезами на глазах, начиная от священника и заканчивая главой сельского поселения. Они ждут этого момента, когда их земляк вернется. Да они просто не могут выразить свои эмоции, просто стоит взглянуть на их глаза, и всё становится ясно. И действительно понимаешь, насколько это важно, что сохраняется память, несмотря на огромное количество лет. Когда есть люди, которые эту память сохраняют, несмотря ни на что, несмотря на государственную политику, вопреки даже иногда, сохраняют эту память, когда это есть, это действительно очень важно и для страны, и для нашего народа. Когда видишь, сколько сотен семей, до сих пор в День Победы звонят тебе, понимаешь, что мы Великая страна, великий народ, раз мы так чтим память тех, кого уже с нами нет. Ни в одной стране такого нет, поверьте. Мы работаем в Германии, в Австрии, общаемся на эти темы и с представителями зарубежных стран и такого там точно нет. 

— Как вы подобную деятельность ведете в Германии и в Австрии?
— У нас есть местные отделения, прежде всего, они работают с памятниками нашим военнопленным и солдатам, которые погибли, освобождая Германию от нацизма. Зачастую эти памятники находятся тоже в удручающем состоянии, но там на законодательном уровне можно быстро привлечь внимание муниципалитетов, и они наводят порядок. Этот порядок необходимо поддерживать, потому что всё-таки эти памятники для них чужие. Хотя они и должны в рамках международного сотрудничества поддерживать их, но за этим нужно наблюдать. Помимо того, мы столкнулись с тем, что на этих памятниках зачастую нанесены фамилии, в том числе и ростовчан, жителей Ростовской области, юга России. Мы ищем параллельно и родственников. А они, зачастую, не знают, что, допустим, на кладбище в Нюрнберге или в Дортмунде похоронен прадедушка, которого они считали без вести пропавшим. А он погиб, допустим, в марте 45-го года, участвуя в восстании в концлагере. Все эти истории неизвестны, но это очень важно и нужно делать. Немцы смотрят на нас и переосмысливают свою историю, свою шкалу ценностей. У них не укладывается в голове, почему они должны помнить дедушку, прадедушку, если они его даже в глаза не видели. У них так не принято. Они и с родителями могут не общаться годами. Когда они сталкиваются с нашей системой ценностей, они понимают, что она более человечная.


Памятник советским воинам-освободителям в Тиргартене. Берлин. Германия//фото: tp.tver.ru

— Приходилось ли вам сталкиваться с какими-то негативными политическими проявлениями? Недавно, например, в Праге снесли памятник маршалу Коневу, причем решение было как раз принято на уровне местных властей…
— Мы всегда стараемся работать на уровне диалога с общественными, в том числе антифашистскими организациями. Работать стараемся, что называется, на дальних подступах, чтобы не допускать такой дискредитации и вандализма. Допустим, в Европе много раз я сталкивался с тем, что дети катаются на роликах и скейтах на наших мемориалах. Я сам неоднократно им объяснял, очень спокойно, что это мемориал, что тут похоронены наши солдаты. А они ведь зачастую просто не знают, что это за памятник, площадь, мемориал и в честь какого события. Когда объясняешь, они начинают уже по-другому относиться к этому. И в следующий раз, когда приезжаешь, видишь, что уже цветочки лежат на мемориале и никто не катается. Вывод: нужно больше рассказывать о том, что было. А то в той же Германии по-тихому увековечивается память нацистских солдат. Стоит, например, памятник солдатам Первой мировой войны, они там подрисовывают: «А также солдатам, погибшим во Второй мировой войне». Смотришь, а это памятник полку, который участвовал в карательных акциях под Таганрогом. Но мы на такое стараемся тоже обязательно реагировать.

— А в Праге, как считаете, почему так получилось? Была упущена как-то возможность?
— На пустом месте же ничего не появляется, нужно было реагировать. Сначала ведь идут маленькие вбросы в информационное пространство, а потом уже доходит и до сноса. Может быть, отделение «Бессмертного полка» в Праге или антифашистские организации не отследили. Но сейчас мы, считаю, должны продемонстрировать свою позицию. Не будем забывать, что Чехия поставляла основную часть вооружения для Вермахта и была активным союзником немецких войск во Второй мировой войне. Собственно говоря, ничего приятного в этом нет, чехи заставили нас вспомнить о том, на чьей стороне они воевали. И получается, гитлеровская политика продолжается. Но, скорее всего, повторяю, мы вовремя не сказали свое решительно «нет» тем проявлениям, которые, наверняка, предшествовали демонтажу памятника.

— Какова экономическая составляющая поисковых операций, которые вы проводите? Доводилось читать, что одна такая операция стоит 100-200 тысяч рублей, в зависимости от масштаба. Откуда берете средства и как происходит формирование экспедиции?
— В поисковое объединение «Миус фронт» входят люди разных возрастов, профессий, национальностей. В том числе люди, которые приходят из бизнеса. Именно они помогают отряду с самым важным и с самым дорогостоящим – с техническим оснащением, а также с продуктами и ГСМ. То есть, наш единственный источник финансирования – это наша внутренняя деятельность. Понимая, что нам предстоит ехать, например, в Калининград в экспедицию, а государство на это средства не выделяет, мы за собственный счет туда выезжаем собираем средства заранее. Кстати, в связи с коронавирусом экономическая ситуация такова, что мы можем оказаться на уровне начала 90-х годов, когда мы впятером в одной машине с лопатами ехали и скидывались по сто рублей на бензин.



— Где еще на Юге вам приходилось заниматься поисковыми работами?
— Одна из наших интересных экспедиций была на Северном Кавказе. Мы выехали на Эльбрус. Это так называемый заоблачный фронт. Там совместно с 34-й горнострелковой Зеленчукской бригадой (расквартирована в Карачаево-Черкесии) работали и находили останки бойцов наших горнострелковых частей, которые сражались на высоте более 3 тыс. м над уровнем моря. Это, наверное, самое высокогорное сражение в истории человечества. И там обязательно нужно продолжать работу. Там также огромное количество без вести пропавших, в том числе и немецких горных егерей. Также работали в Краснодарском крае и в Крыму, когда он еще был украинским. Тогда нам там, кстати, запрещали работать, но все равно умудрялись.

— В ноябре 1941 году под Ростовом немцы потерпели одно из самых болезненных поражений на начальном этапе войны. Однако в последующем они перехватили инициативу на Юге и оккупировали Ростова летом 1942 года. Героическую оборону города и его последующее освобождение 14 февраля 1943 года не принято было широкого обсуждать в советское время и в начале 90-х годов. Почему так получилось?
— Это очень интересный вопрос, который до сих пор рождает большую общественную дискуссию. В 42-м году вышел известный приказ №227 Сталина «Ни шагу назад», в котором были следующие строки, «покрыв свои боевые знамена позором, войска Южного фронта отступили, позорно сдав Воронеж, Ростов-на-Дону…». Когда этот приказ подписывал Сталин, в Ростове еще шли уличные бои, сражались наши ополченцы, дома-крепости, как дом Павлова в Сталинграде, наши воины чекисты, которые не получали приказа на отход, и, по сути здесь и остались. Тот приказ имел, скорее, значение моральное. С нашими вождями и с руководителями государства спорить не было принято. Раз сказали, что «позорно отступили», значит, так оно и есть. На самом деле история была совершенно другой. Ростов никто без боя не оставлял, тут были действительно интенсивные бои, по немецким свидетельствам, сравнимые только с боями в Сталинграде. Огромные потери понесли немцы за неделю уличных боев здесь в 42-м году. Ну а в 43-м, освобождая Ростов, наши солдаты столкнулись с огромным количеством казачьих формирований, которые сражались в Ростове на стороне оккупантов, пытаясь остановить войска Красной Армии. И это, кстати, тоже надолго закрыло для исследователей вопрос об освобождении Ростова. Здесь воевало огромное количество коллаборационистов, донских и кубанских казаков, которые стремились, не пустить войска Красной Армии в Ростов и Новочеркасск. Эти страницы истории еще ждут своих исследователей. По сути, нет ни одной серьезной исследовательской работы, которая описывала бы бои за Ростов. Поэтому рождается огромное количество слухов, домыслов, легенд и противоречий.

Для нас же, с точки зрения военной истории, этот город трижды герой. Мы, поисковики, до сих пор в Ростове находим тех, кто остался в городе навсегда.



— А где на территории Ростова вы еще планируете проводить раскопки. Как много здесь мест захоронений без мемориалов?
—Ростов – это поле трёх огромных сражений, поэтому здесь лежит огромное количество останков солдат. На территории бывшего Ракетно-артиллерийского училища во время войны, например, был лазарет и концлагерь, где покоятся останки тысяч расстрелянных и замученных солдат и офицеров Красной Армии. Очень много сигналов к нам поступает и из Александровки (бывшая станица Александровская), где тоже шли очень упорные бои. Там в частных подворьях мы до сих пор находим останки. Это тела солдат, которые после боя просто хоронили местные жители, иногда втайне от немцев. Часто в семье из поколения в поколение переходят солдатские медальоны захороненных в огородах павших бойцов. На территории бывшей станицы Гниловской (район улицы Портовая) точно  мы находили останки солдат и девочек-зенитчиц. Эта легендарная ростовская история, которая не оставляет равнодушным никого. Там покоились останки 20 человек, раздавленных танками. И в тех местах, конечно, нужно будет продолжать работать на территории частных домовладений. Также буквально сейчас до вашего звонка приехали наши ребята — они патрулировали Гниловское кладбище и обнаружили затерянную братскую могилу, на которой просто написано: «Братская могила 1941 год». Теперь будем изучить архивы, чтобы понять, кто там похоронен. Также огромное количество больших братских захоронений, вокруг железнодорожного вокзала и ж/д мастерских. Так что тут работы еще много.

— Какую находку за время вашей деятельности вы считаете самой ценной?
—Накануне закладки музея на Самбекских высотах, в 2016 году, прямо на соседнем поле, мы раскопали дальний бомбардировщик ДБ-3Ф с экипажем. В этом месте не было особых боев, но мы узнали его историю. Экипаж этого самолета повторил подвиг Гастелло, направив свой пылающий бомбардировщик на колонну немецких танков. Это зафиксировано в источниках, их всех представили к званию Героя Советского Союза, но по каким-то причинам так и не присвоили. А потом этот самолет оказался забытым, и место падения было засыпано землей, так как упал он на немецкой территории. Мы восстановили имена летчиков, нашли их родственников и захоронили там же, на аллее памяти Самбекских высот. Мы очень долго ждали, когда же мы будем хоронить солдат не на каких-то сельских кладбищах, которые завтра просто исчезнут, а в таких достойных местах. Было огромное количество и находок, от которых кровь стыла в жилах. Например, недалеко от Самбекского мемориала мы раскопали блиндаж, в котором обнаружили останки мальчика, судя по костям, лет 13-14. Сохранился даже застёжка от красного пионерского галстука. Его просто застрелили и бросили в яму за то что ребёнок отказался снять свой галстук Вполне возможно, перед нами еще один пионер-герой, как Витя Черевичкин. Сейчас пытаемся узнать имя погибшего ребёнка

— В 2018 Ранее сообщалась о найденной на месте боев фотоаппарате, внутри которого обнаружилась пленка, которую удалось даже частично проявить, что сродни чуду. Расскажите о судьбе этой находки.


Найденный при раскопках фотоаппарат Leica, более 70 лет пролежавший в земле с непроявленной пленкой//facebook

— Немцы очень хотят, чтобы мы в музей «Лейки» его передали. Но я думаю, этот фотоаппарат займет достойное место в музее на Самбекских высотах.

— Удалось ли установить тех, кто был на единственной проявленной фотографии?


Проявленный кадр из фотопленки, найденной в окопе//facebook

— Это были участники истребительного батальона, которые набирались из комсомольских организаций, а также добровольцы из окрестных сел (место боя было возле села Покровское в Ростовской области). Удалось даже найти двух женщин с той фотографии, которые остались в живых после боя. Одна, правда, несколько лет назад умерла. Как нам рассказали родственники этих людей, участников таких батальонов, сформированных из гражданского населения, бросали на «Миус фронт», просто вооружив бутылками с зажигательной смесью. Там на фото у каждого такая вот сумочка матерчатая, в которой по две такие бутылки. Это и все оружие, которое у них было. Как вы думаете, можно остановить танковую армию фон Клейста такими девочками и мальчиками с бутылками с зажигательной смесью? Конечно, шансов у них не было, тем не менее, свой подвиг они совершили —задержали на полдня продвижение немецких танков, пока наши регулярные части не подошли. Но об их подвиге никто бы сегодня и не узнал, если бы не эта фотография. Такие эпизоды настоящего патриотизма и гражданственности — пример того, как нужно любить своё Отечество.