Поисковое движение «Миус-фронт» — одно из самых известных объединений историков, отставных военных, предпринимателей и просто неравнодушных людей, занимающихся раскопками на местах сражений времён Великой Отечественной войны на Юге. Однако их деятельность не исчерпывается лишь только «земляными работами» и восстановлением военной техники для музеев. Андрей Кудряков видит задачу «Миус-фронта» в сохранении исторической памяти — особенно сегодня, когда борьба за неё разгорается на международных и отечественных «полях сражений».
— Что сегодня представляет собой поисковое движение «Миус-фронт» и каковы основные направления его работы?
— Мы сейчас, пожалуй, самое крупное региональное объединение поисковых отрядов в России, работаем далеко за пределами донского края. У нас были экспедиции в Краснодарский край, на Кавказ, в Крым и даже в Европу. Работаем в местах наиболее кровопролитных боёв Второй мировой и Великой Отечественной войны. Объединяет наше движение историков-профессионалов, поисковиков, представителей ветеранских организаций и даже ветеранов ВОВ, которые до сих пор, несмотря на столько прошедших лет, не теряют надежды найти своих однополчан, оставленных на поле боя. Развиваемся и работаем на основании современных технологий и актуальных архивных данных с привлечением аэро- и спутниковой съёмки. Работаем с ведущими архивами России, Германии, США. Публикуем статьи, выпускаем книги. Сейчас вышла очередная книга о ростовчанах-героях Великой Отечественной войны, кавалерах Ордена Славы. Так что практикуем комплексный подход, начиная от военно-исторических реконструкций, которые базируются на поисковых работах, и заканчивая шествием «Бессмертного полка».
— Объединение «Миус-фронт» имеет статус НКО. Как вы работаете над финансированием его деятельности?
— Самый большой источник наших расходов — это мемориальные проекты. Расходы на экспедиции существенно меньше. Рассчитываем на поддержку нашего Российского военно-исторического общества, ветеранских организаций, бизнеса. Также мы год назад подписали соглашение с музеем, созданным при участии областного правительства на Самбекских высотах. Будем формировать совместную экспедицию с ними для пополнения музейного фонда. В поисковое объединение «Миус-фронт» входят в том числе люди из бизнеса. Именно они помогают отряду с самым важным и с самым дорогостоящим — с техническим оснащением, а также с продуктами и ГСМ. Кстати, в связи с коронавирусом экономическая ситуация такова, что мы можем оказаться на уровне начала 90-х годов, когда мы впятером в одной машине с лопатами ездили на раскопки.
— Расскажите, с чего начиналось поисковое движение на Дону. Как вы считаете, почему именно вы стали самым большим поисковым объединением в России?
— Это началось ещё в 90-годы, в очень сложное время. Группа офицеров запаса, прошедших горячие точки, приехала на Миус-фронт под руководством выдающегося исследователя Владимира Ивановича Афанасенко, который по сей день является нашим научным руководителем. Он показал нам поля сражений, где тогда повсюду были непогребённые останки на поверхности. Эта полоса укреплений начинается под Таганрогом, и далее до Донецка всё было усеяно белеющими костями наших солдат, ржавым железом, касками. Многие из тех, кто тогда побывал на Миусе и увидел эту страшную картину, служили в элитных подразделениях спецназа ГРУ, где не принято оставлять своих на поле боя. Поэтому мы дали себе слово, что всё свободное время будем собирать останки наших солдат с полей сражений. Потом появился наш Народный донской военно-исторический музей, который занимается реконструкциями сражений.
— В 90-е годы никакой госполитики в отношении перезахоронения останков и поисковых мероприятий, по сути, не было. Сегодня ситуация изменилась?
— Во многом. Но, к сожалению, до единого понимания и диалога власти и общественников пока далеко. Да, мы привлекли внимание к восстановлению братских могил, это уже часть государственной политики, но та жутчайшая бюрократия, с которой мы сталкиваемся со стороны органов военного комиссариата, просто немыслима. Когда из-за того, что у тебя нет печати, тебе отказывают в похоронах наших солдат, это напоминает политику гитлеровской Германии. Я не побоюсь этого сравнения и готов свои слова подтвердить.
— Как выстроена работа с родственниками погибших?
— Находим их после, порой, многолетних поисков. Это, пожалуй, один из самых трогательных моментов. Вот ты едешь, например, в Краснодарский край, везёшь с собой маленький гробик, как будто детское тельце. А тебя встречает не только семья погибшего, а вообще вся станица ждёт со слезами на глазах, начиная от священника и заканчивая главой сельского поселения. Они ждут этого момента, когда их земляк вернётся. Да они просто не могут выразить свои эмоции, просто стоит взглянуть на их глаза, и всё становится ясно. И действительно понимаешь, насколько это важно, что сохраняется память, несмотря на огромное количество прошедших лет. Когда видишь, сколько сотен семей до сих пор в День Победы звонят тебе, понимаешь, что мы великая страна, великий народ, раз мы так чтим память тех, кого уже с нами нет. Ни в одной стране такого нет, поверьте. Мы работаем в Германии, в Австрии, общаемся на эти темы и с представителями зарубежных стран, и такого там точно нет.
— Как вы подобную деятельность ведёте в Германии и в Австрии?
— У нас есть местные отделения, они работают с памятниками нашим военнопленным и солдатам, которые погибли, освобождая Германию от нацизма. Зачастую эти памятники находятся тоже в удручающем состоянии, но там на законодательном уровне можно быстро привлечь внимание муниципалитетов, и они наводят порядок. Немцы смотрят на нас и переосмысляют свою историю, свою шкалу ценностей. У них не укладывается в голове, почему они должны помнить дедушку, прадедушку, если они его даже в глаза не видели. У них так не принято. Когда они сталкиваются с нашей системой ценностей, они понимают, что она более человечная.
— Приходилось ли вам сталкиваться с какими-то негативными политическими проявлениями? Недавно, например, в Праге снесли памятник маршалу Коневу, причём решение было как раз принято на уровне местных властей…
— Мы всегда стремимся работать с общественными, в том числе антифашистскими организациями. Работать стараемся, что называется, на дальних подступах, чтобы не допускать такой дискредитации и вандализма. Нужно больше рассказывать о том, что было. А то в той же Германии по-тихому увековечивается память нацистских солдат. Стоит, например, памятник солдатам Первой мировой войны, они там подрисовывают: «А также солдатам, погибшим во Второй мировой войне». Смотришь, а это памятник полку, который участвовал в карательных акциях под Таганрогом. Но мы на такое стараемся тоже обязательно реагировать. В Праге наверняка были маленькие вбросы в информационное пространство, а потом уже дошло до сноса. Может быть, отделение «Бессмертного полка» в Праге или антифашистские организации не отследили. Но сейчас мы, считаю, должны продемонстрировать свою позицию. Скорее всего, мы вовремя не сказали свое решительно «нет» тем проявлениям, которые предшествовали демонтажу памятника.
— Где ещё на Юге вам приходилось заниматься поисковыми работами?
— Одна из очень интересных экспедиций была на Северном Кавказе. Мы выехали на Эльбрус. Это так называемый заоблачный фронт. Там совместно с 34-й горнострелковой Зеленчукской бригадой (расквартирована в Карачаево-Черкесии) работали и находили останки бойцов наших горнострелковых частей, которые сражались на высоте более трёх тысяч метров над уровнем моря. Это, наверное, самое высокогорное сражение в истории человечества. И там обязательно нужно продолжать работу. Там также огромное количество без вести пропавших, в том числе и немецких горных егерей. Также работали в Краснодарском крае и в Крыму, когда он ещё был украинским. Тогда нам там, кстати, запрещали работать, но мы всё равно умудрялись.
— В ноябре 1941 года под Ростовом немцы потерпели одно из самых болезненных поражений на начальном этапе войны. Однако в последующем они перехватили инициативу на Юге и оккупировали Ростов летом 1942 года. Героическую оборону города и его второе освобождение 14 февраля 1943 года не принято было широкого обсуждать в советское время и в начале 90-х годов. Почему так получилось?
— Это очень интересный вопрос, который до сих пор рождает большую общественную дискуссию. В 42-м году вышел известный приказ Сталина №227 «Ни шагу назад», в котором были следующие строки: «покрыв свои боевые знамена позором, войска Южного фронта отступили, позорно сдав Воронеж, Ростов-на-Дону…». С нашими вождями и с руководителями государства спорить не было принято. Раз сказали, что «позорно отступили», значит, так оно и есть. На самом деле в Ростове были интенсивные бои, по немецким свидетельствам, сравнимые только с боями в Сталинграде. Ну а в 43-м, освобождая Ростов, наши солдаты столкнулись с огромным количеством казачьих формирований, которые сражались в Ростове на стороне оккупантов, пытаясь остановить войска Красной Армии. И это, кстати, тоже надолго закрыло для публикаций вопрос об освобождении Ростова. Эти страницы истории ещё ждут своих исследователей. Нет ни одной серьёзной исследовательской работы, которая описывала бы бои за Ростов. Поэтому рождается огромное количество слухов, домыслов, легенд и противоречий. Для нас же, с точки зрения военной истории, этот город — трижды герой. Мы, поисковики, до сих пор в Ростове находим тех, кто остался в городе навсегда.
