Поделиться

Путин 11 декабря пришёл на открытие памятника Солженицыну в Москве. Это знаковое событие, потому что чиновники боятся этого имени. Памятник писателю в Кисловодске, установленный осенью этого года, стоит, так сказать, неоткрытый – хотя были планы его торжественного открытия с участием Валентины Матвиенко, председателя Совета Федерации и покровителя курортного города. На самом деле победа уже то, что монумент установили – видимо, не могли отказать Зурабу Церетели, сделавшему такой подарок городу. В Ростове отказать смогли – установка памятника писателю не состоялась, несмотря на то, что монумент был частью юбилейной программы, проанонсированной первыми лицами государства, несмотря на то, что был фонд, профинансировавший работу, был проект и место под памятник на улице Пушкинской. Инициативу «съела» местная номенклатура, воспользовавшись моментом. В 2017 году несколько участников движения «Суд времени» провели в Ростове митинг против установки памятника. На их плакатах был едва ли не весь арсенал дискредитирующих обвинений, сформированных в конце 60-начале 70-х. Это был тот период, когда писателя пытались откровенно выжить из страны. В ответ на акцию преподаватели Института филологи, журналистики и межкультурной коммуникации ЮФУ сначала сделали заявление для прессы, а потом провели круглый стол, пытаясь показать, что кучка малообразованных маргиналов не имеет права говорить об отношении Ростова к писателю. Там было много тезисов, достойных внимания, только слушать их было некому. Тема памятника «на всякий случай» ушла из повестки. К столетию в честь Солженицына названа библиотека на окраине города, прямо напротив рынка Темерник. Вот это обочинное его положение очень символично.

В скобках хочется заметить, что региональные власти мемориальную культуру давно превратили в сферу мемориальной политики. Там, где про культуру, профильное министерство включает дурака и требует демократических процедур. Там, где про политику, по щелчку ставятся монументы Платову и героям Донбасса. Казалось бы, Ростов-на-Дону — большой и многогранный город, имеющий амбиции не только в сфере развития торговли, промышленности, науки, но и культуры. И если такие амбиции есть, город не может себе позволить «забыть» о единственном нобелевском лауреате по литературе, который жил в Ростове. Казалось бы, городу безусловно нужен не только памятник Солженицыну, но и музей писателя. В конце концов, именно в Ростове писались первые главы эпопеи, позже получившей название «Красное колесо». Известен адрес, по которому его семья жила в переулке Халтуринском, там сейчас живут люди.

В ноябре я посетил в Кисловодске музей Солженицына, занимающий ровно одну комнату в действительно аутентичном доме, в котором жила тетка писателя. Маленький Саша жил в этом доме, когда мама уехала на заработки в Ростов. В 2012 году мы смотрели на это здание ещё не открывшегося музея с Ермолаем Солженицыным, сыном, старшим партнёром McKinsey, который приехал тогда на наш форум крупнейших компаний СКФО. Ермолай говорил, насколько трудно идёт этот проект. Мы жили совсем рядом в отеле «Шаляпин», из него открывалась живописная картина сплошной стройплощадки, посреди которой торчит кукольный теремок. Описываю это потому, что сейчас там точно так же. Музей работает уже три года. Сотрудники говорят, что за это время вокруг не видели ни одного рабочего. Ничего; это, похоже, надо принять, место на обочине. Ведь, по идее, ещё живы те люди, которые в 1974 году после насильной высылки писателя в Германию, сносили собственно дом Солженицыных, находившийся на территории нынешнего санатория им. Орджоникидзе. Там Саша родился. Сносили здание не случайно, а намеренно – чтобы стереть память.

Но роли, которую сыграл Солженицын в культурной ситуации 1960-70 годов, у него не отнять. За этот период был опубликован «Один день Ивана Денисовича» (1962), тираж которого был раскуплен в течение нескольких дней, написан прецедентный для советской литературы того времени роман «В круге первом», повесть «Раковый корпус», опыт художественного исследования «Архипелаг ГУЛАГ». Каждая из этих книг открывала читателю-современнику целые культурные пласты, ранее скрытые от глаз «простого советского человека». Именно эта культурная роль была оценена Нобелевской премией по литературе за 1970 год.

Но Солженицын, думается, ещё до нас не дошёл. Как не дошла и вся наша история двадцатого века, которая разошлась на лозунги, но так и не пережита. А потому в один день у нас восхваляют советских маршалов войны, в другой – проклинают сталинистов, заваливавших врага трупами своих солдат, а это почти всегда одни и те же люди. Солженицын этой болезнью не болел. Он описал в романе «В круге первом» почти все уровни советского общества. Для каждого уровня он нашёл тот узловой нравственный вопрос, который представитель данной социальной страты счел возможным перешагнуть. И чем выше социальная страта, тем очевиднее отклонение человеческой натуры на ней от условного, но простого идеала «живущего не по лжи». Он был совершенно бескомпромиссен в оценке советского общества. Он тронул самую большую травму, о которой русская литература хотела забыть, от которой искусство желало вознестись либо в мир абстракций, либо в эмпиреи вечных ценностей, где этой травмой можно не заниматься, не присваивать ее. А он занимался ею всю жизнь, и видел цель своего искусства в попытке выцарапать человека из этого образа искалеченного общественного животного. Место Солженицына на обочине – это уже победа.