Это — первое за многие годы интервью в прессе руководителя агрохолдинга, который за десять лет с нуля стал третьим по величине производителем мяса птицы в России. Долгое время отсутствие должного количества информации о группе «Ресурс» не позволяло по достоинству оценить масштабы её бизнеса в рамках региональной экономики. То, что эти масштабы — гигантские, мы поняли полгода назад из очередного рэнкинга крупнейших компаний СКФО, на шестое место которого без подготовки ворвалось торговое подразделение холдинга «Ресурс-Юг» с оборотом 15,1 млрд рублей и приростом выручки в 170% в 2012 году. Из лаконичного сайта компании следовало, что с 2004 по 2012 год в результате реализации двух инвестпрограмм группой было вложено 14 млрд рублей, при этом объём производства вырос с 4,2 тысячи тонн готовой продукции до 210 тысяч тонн мяса птицы и более 200 тысяч тонн сельхозкультур. Всё это дало нам основание назвать председателя совета директоров «Ресурса» Виктора Наурузова одним из главных героев прошлого года на юге России.
Логичным продолжением этого выглядело личное знакомство с создателем одного из самых быстрорастущих южных агрохолдингов (подтверждением высокой динамики, кстати, является то, что два ключевых актива «Ресурса», невинномысское ООО «Птицекомбинат» и ООО «Ставропольский птицекомплекс», входят в наш рейтинг «газелей»). Однако быстро выяснилось, что в природе почти не существует не только доступных интервью Наурузова — даже его фото в открытом доступе найти практически невозможно. В то же время представители компании от встречи с нами не отказывались, намекая на то, что всему своё время.
И это время настало довольно быстро — когда появилась информация, что ныне действующая отраслевая программа «Развитие птицеводства в Российской Федерации на 2013–2015 годы» может после её завершения не возобновиться. Для птицеводства, за последние годы достигшего больших высот благодаря в том числе активной господдержке отрасли, это был бы значительный риск, на который к тому же неизбежно наложились бы эффекты от вступления в ВТО и внешнеполитической нестабильности. Поэтому Виктор Наурузов решил выступить в качестве отраслевого эксперта, готового делать прогнозы по поводу будущего отечественного птицеводства в целом. Главный смысл его слов в том, что птицеводство — это редкий пример того, как в России (прежде всего — на Юге) за кратчайшие сроки удалось создать отрасль, конкурентоспособную в мировом масштабе. Иными словами, птицеводы едва ли не первыми решили ту задачу, о выполнении которой в масштабе всей экономики руководство страны твердит уже давно. Дальнейшая логика понятна: государство должно найти возможность и дальше поддерживать тех, кто уже доказал свою эффективность.
Дилеммы господдержки
— Насколько я помню, вы никогда не давали интервью СМИ. С чем связана информационная закрытость группы?
— История компании описана на нашем сайте, какой-то необходимости позиционировать себя в медиасреде не было. Птицеводческий бизнес очень прагматичный — зачем нам делиться успехами и ошибками с конкурентами? У нас есть чёткая и ясная инвестиционная программа, которая формировалась и инициировалась на федеральном уровне и поддерживалась местными властями. Здесь не нужно никакой дополнительной поддержки в прессе, а использовать СМИ, в том числе отраслевые издания, для маркетинга и продвижения нашей продукции — неэффективно. Ну, а для высказывания экспертной позиции, в моём понимании, нужно набрать определённую критическую массу, подтверждённую показателями в объёмах производства, в рентабельности. На сегодняшний день мы производим более четверти миллиона тонн птицы в год, являемся одной из самых рентабельных компаний в этой отрасли, занимаем лидирующие позиции по доле рынка в ЮФО и СКФО. Поэтому вопреки, как вы говорите, информационной закрытости, считаю возможным, уместным и актуальным через профильное издание высказать своё мнение.
— Сейчас птицеводов больше всего беспокоит то, что с начала следующего года в отрасли заканчивается субсидирование инвестиционных проектов государством. Какие ожидания в связи с этим существуют у игроков рынка?
— Государство сейчас стремится обеспечить продовольственную безопасность страны по всем составляющим продовольственной корзины и прилагает целенаправленные усилия в этом направлении. Приоритетным направлением господдержки обозначено молочное производство. Это понятно и, наверное, оправданно, тем более с учётом нынешней ситуации. С другой стороны, птицеводство — это отрасль, которая благодаря поддержке государства в рамках национальных программ за последние годы сделала мощнейший рывок и сейчас, на мой взгляд, самое время реализовывать накопленный потенциал. Сегодня страна сама обеспечивает себя мясом птицы, но при этом нужно понимать, что в России только половину птицеводческой продукции дают модернизированные предприятия, а у остальных износ составляет 70–90 процентов. Некоторые предприятия до сих пор работают на том оборудовании, что установили ещё в 80-х. Большой вопрос с очевидным ответом, можно ли делать на них ставку…
— Можно ли утверждать, что государство, несколько лет назад определив птицеводство как приоритет в развитии АПК, просто не установило для отрасли долгосрочный горизонт планирования? Во всяком случае, на недавнем съезде депутатов сельских поселений от «Единой России» со стороны руководителя партии Дмитрия Медведева о птицеводстве не было сказано ни слова.
— Фактические результаты развития отрасли будут видны лишь через несколько лет, когда в промышленном производстве останутся только активы, соответствующие современным требованиям. Безусловно, модернизация активов должна продолжаться. Тем более важно до последней запятой выполнить обязательства, ранее взятые на себя государством, ведь именно сегодня большинство крупных производителей мяса птицы заканчивают инвестпроекты, рассчитанные под госпрограмму развития АПК. И как раз об этом Медведев в своём послании сказал. Только при таком подходе можно и об успехах судить, и о перспективах. Ну, а после 1 января 2015 года, наверное, наступит время, когда возможность дальнейшего развития получат только предприятия, доказавшие свою жизнеспособность — что называется, по рыночным понятиям. Так что сильно переживать за судьбу отрасли не стоит, здесь всё как и в любом бизнесе: худшие должны уйти, а лучшие должны оставаться в себестоимости — причём не в российской, а в мировой.
— Но при этом государству явно нужно осознавать, что банкротства птицеводческих компаний будут продолжаться. Как продолжающаяся серия банкротств влияет на отношение чиновников к отрасли?
— Банкротятся сейчас многие, и банкротство большого количества предприятий, наряду с определённым дистанцированием государства от отрасли, конечно, влияет на отношения финансовых институтов и властей на местах. Логика здесь такая: как только голова начинает смотреть хоть чуть-чуть в другую сторону, чиновники на местах быстренько «разбирают зонтики» и разворачивают флаги «по ветру».
— А как этот процесс отражается на политике банков в отношении отрасли?
— Требования и ограничения банков ужесточаются, в том числе, как это ни странно, в отношении компаний, которые держатся в лидерах. Что касается местных властей, то я бы разделил власти, которые несут ответственность за регион, и прочих чиновников. Если говорить о последних, они зачастую просто используют этот повод для решения своих вопросов и вопросиков, под различным предлогом начинают если не мешать, то тормозить решения. Или, того хуже, пытаться, извините за термин, «отжать» напоследок. Например, мы показываем прибыль, и уже можно услышать на местном уровне: у вас же прибыль есть? — а давайте вы нам очистные построите. Мы пока решаем эти вопросы, но как объяснить чиновнику, что у тебя многомиллиардные обязательства и без прибыли никак нельзя дальше двигаться? Поэтому вся надежда именно на здравый смысл региональных властей. Иначе «общими усилиями» череду банкротств можно превратить в снежный ком, в лавину.
Интеграция неизбежна
— В чём, по вашему мнению, основные причины нынешней серии банкротств в птицеводстве на Юге?
— Некоторые банкротятся из-за слабой интеграции, другие — в силу ограниченности ассортимента. Через год-два из-за отсутствия субсидий в убыток будут работать все, кроме тех предприятий, которые исходили из разумной инвестиционной политики. Кто-то ведь думал, что госпрограмма будет действовать всё время, а значит, надо брать побольше и инвестиционными кредитами закрывать текущие разрывы. Но если маржа составляет 4 рубля на килограмм, а инвестиционная нагрузка на себестоимость — 25 рублей, то как это продавать? Говорить, что у нас золотая курочка, золотой петушок? И ведь банки выдавали такие кредиты. Я спрашивал: зачем? У вас же птица должна 110–120 рублей стоить. Плюс вступление в ВТО. Исторический максимум стоимости птицы был достигнут 23 августа 2012 года — 99 рублей за килограмм, а далее цена снизилась до 75 рублей, при операционной себестоимости на уровне окупаемости у большинства где-то 70 рублей с субсидиями, а без субсидий — 78. Птицеводство — это бизнес себестоимости, поэтому считается каждая копейка.
— «Ресурс» с самого начала пошёл по пути создания вертикально интегрированного холдинга. Это неизбежный путь в российском птицеводстве? Независимые игроки могут закрывать предприятия?
— На сегодняшний день вход в отрасль, чтобы укладываться в себестоимость, требует создания интегрированных холдингов с производством как минимум 80 тысяч тонн продукции в год. Иначе порог рыночной себестоимости вы просто не пройдёте. В конце концов отрасль придёт к тому, что процентов 70 продукции в России будет производиться десятком компаний — это мировой тренд, от этого никуда не деться. Так что птицеводство ожидает не просто концентрация, а именно вертикальная интеграция.
— Какой эффект это даёт на уровне отрасли в целом?
— Сегодня птицеводство в России у крупных компаний поставлено даже лучше, чем в других странах, где запрещена вертикальная интеграция хозяйств, например, в Голландии или США. Первой по этому пути пошла Бразилия, нарастив за шесть лет производство на девять миллионов тонн, а Россия уже нарастила на два миллиона. Причём отрасль можно развивать быстро, делать целые кластеры, подводя к площадкам инфраструктуру. Американцы, например, за несколько лет увеличили производство продукции на пять миллионов тонн без какой-либо национальной программы, только в Техасе в начале 90-х было построено 40 перерабатывающих предприятий. Поэтому нельзя сейчас говорить, что мы решили в отрасли одну задачу и переходим к другой — всё только начинается, и вертикальная интеграция — это наше конкурентное преимущество.
— Почему всё-таки именно птицеводство?
— Инвестировать можно только в окупаемый продукт, иначе можно начать развивать производство устриц на Черноморском побережье — с тем же успехом, что и производить говядину с операционной себестоимостью по 370 рублей за килограмм. Но это, наверное, не тот продукт, который будет доступен населению с невысоким уровнем дохода, а главное, здесь рынка не будет — мы с такой себестоимостью не сможем конкурировать с бразильской, американской или новозеландской говядиной. Думаю, именно для того, чтобы такая история не повторилась с завершением инвестиционной фазы в молочном производстве, правительством определены 15-летние инвестиционные деньги со стопроцентным субсидированием ставки.
Экономический локомотив Юга
— Каким вы видите будущее отрасли на юге России? В чём значение птицеводства для макроэкономики региона?
— Я убеждён, что для юга России птицеводство может и должно стать тем экономическим локомотивом, который приведёт к качественно новому развитию аграрного сектора. В наших регионах есть все условия и возможности для дальнейшего развития отрасли в рамках вертикальной интеграции. Явные преимущества южных районов в том, что мы находимся в очень благоприятной зоне, у нас хороший климат, доступные зерновые, логистика. При этом здесь живут люди, которые умеют работать, есть интеллектуальные силы. Птицеводство поднимает уровень жизни, и это важно для Юга — в первую очередь для СКФО. Ведь если в ЮФО при закрытии предприятия человек может сменить работу, то в СКФО уровень безработицы огромный, уровень жизни намного ниже, и созданное рабочее место в сельской местности — это не красивые слова, это решение социальных вопросов.
— Вы не испытываете проблем с кадрами? Откуда у «Ресурса» девять тысяч сотрудников?
— Отрасль конкурентна и действительно требует толковых людей. На автоматизированных линиях нужны навыки квалифицированных рабочих, а главное, нужен менеджмент, поэтому есть возможность за компетенции и квалификацию платить больше рынка. Интересно наблюдать, как на птицеводческих площадках меняется ментальность людей, как у них появляется уверенность в завтрашнем дне. Когда годовой доход у менеджера площадки составляет до миллиона рублей, а при этом работает целая семья, у людей выстраивается совсем другое отношение к жизни, к работе. У нас не то что охранников — сторожей нет, потому что работают семейные подряды. В то же время с растениеводческих активов люди уходят, бегут с земли — из некоторых сёл приезжают на работу за 30–40 километров. Кстати, можно ведь и с этой стороны посмотреть на вопрос субсидий: по большому счёту, субсидируется примерно треть заработной платы работников, которая затем возвращается через подоходный налог и создаёт ВВП. Так что это не выброшенные деньги — это созданные рабочие места в реальном секторе, где люди будут работать много лет, а не переходить из одного торгового центра в другой, если это Москва, а если это сельский район на Ставрополье, то и переходить некуда — там нет другой работы. То есть это действительно вопрос стратегии на десятилетия. Так что буду повторять: птицеводство — это локомотив экономики Юга, и альтернатив ему немного.
— Это эксклюзивное преимущество, или Югу могут составить конкуренцию другие регионы, например, те, где зарплаты выше?
— Наиболее подходящие для птицеводства регионы расположены на юге России — в силу прежде всего климата и близости сырья для производства кормов. Птицеводство — это не тот случай, когда производство должно быть в каждом регионе из соображений престижа, как ипподром или курорт, о каком тут можно говорить региональном доминировании? В птицеводстве как раз всё понятно: производишь по себестоимости ниже рынка, если нет никаких политических моментов — у тебя купят везде. Хоть Новосибирск, хоть Габон, хоть Гонконг, хоть Вьетнам. Вот и весь ответ. И наоборот: если себестоимость выше рынка, то хоть ты эту птицу позолоти, не продашь на 10 рублей дороже, чем у конкурентов, при одинаковых органолептических и вкусовых качествах.
Экспортный прорыв
— Вы упомянули страны, куда «Ресурс» в прошлом году отправлял свою продукцию. Как вы оцениваете экспортный потенциал российского птицеводства в целом?
— На сегодняшний день мясо птицы — это одно из эффективных направлений внешней торговли, которое может конкурировать на мировом рынке даже лучше, чем наше зерно. В первую очередь — по себестоимости, сегодня мы уже всю Европу по ней обскакали. С американской себестоимостью мы сейчас стоим на равных, Азия — рядом, а логистика сто́ит не так много. Три рубля на килограмм — продукт в Казахстане, четыре — в Армении, Иране или Саудовской Аравии, где нет зерновых. С Индией, конечно, будет сложно, они всё-таки вегетарианцы, но все равно её доходы станут расти. Так что экспортный потенциал в птицеводстве — это не красивые слова, это одна из немногих отраслей, которые способны его реализовать, особенно в сегменте готовых продуктов, экспортировать которые намного выгоднее и проще, и лоббизм там не пройдёт. Миллион тонн мяса птицы через четыре-пять лет Россия сможет экспортировать, я в этом уверен. Создание интегрированного производства на 100 тысяч тонн в год — это порядка трёх тысяч рабочих мест, дальше считайте сами. И я не верю, когда говорят, что будет перепроизводство — в ближайшие три-четыре года мы должны нарастить объём ещё, как минимум, на полтора миллиона тонн, в том числе за счёт экспортного потенциала.
— Какая поддержка властей нужна экспортёрам мяса птицы?
— Если экспорт и надо поддерживать, то политически, а не экономически. Главное для экспорта заключается в том, что продукция должна вписываться в рынок. Цена вопроса — 1,8 доллара, это мировая цена, и если такая себестоимость есть, то можно экспортировать. А если производителю от государства 30 рублей добавить, то это не поддержка экспортера, это вне рынка, а значит, это конъюнктурное решение. Есть мнение, что птицеводов в Америке, Бразилии и Европе так стимулируют. На самом деле там поддерживают рекультивацию земель, чтобы они сохранялись, потому что из-за интенсивного использования ГМ-зерновых происходит интенсивный износ почвы и используются системы орошения с забором воды из артезианских скважин: одно дело, когда земля с трудом по 20–30 центнеров приносит, а другое — когда 150. Иностранные производители действительно выигрывают в стоимости сырья за счёт использования дешёвой ГМ-сельхозпродукции в кормах. А всё остальное, извините, в рынке, к тому же за границей налоги платят выше наших, и за утилизацию на каждый килограмм, и лицензии покупают. Вся экономика должна быть рыночной. Поэтому нужно даже не лобби, а просто понятные правила. Плюс здравый смысл. Зачем нам экспортировать зерно? Намного выгоднее экспортировать мясо, если мы на один килограмм зерна можем произвести полкилограмма мяса.
— Могут ли на планы по экспорту оказать существенное влияние международные санкции в связи с событиями на Украине? И как вообще эта история сказывается на российском птицеводстве?
— На самом деле то, что происходит на Украине, — это трагедия. Но с точки зрения отрасли, нужно понимать, что Украина — это наш самый сильный конкурент в сельском хозяйстве. Производство сельхозкультур и птицы — самые эффективные и перспективные отрасли Украины не только на постсоветском пространстве, но и в Европе. Там низкая себестоимость за счёт невысокой относительно других стран стоимости труда и высокой урожайности, а часто — очень высокой, раза в два-три выше нашей. Климат, конечно, тоже благоприятный, но такие показатели урожайности я видел только в зонах выращивания ГМ-семян. В любом случае в отраслевом контексте перевод отношений с Украиной на исключительно рыночные условия — это фактор скорее благоприятный.
— А международных санкций отечественные птицеводы не боятся?
— В связи с угрозой санкций получает актуальность селекционная работа, которой в России не было достаточно долгое время. Сегодня родительское стадо нам выращивают американские и европейские фермеры, мы вынуждены договариваться с компаниями, которые организуют это производство. И если мы говорим о продовольственной безопасности, то после 2015 года мы должны усилить поддержку племенной работы в России. Представьте, что в результате санкций владельцы прародительских стад откажутся от сотрудничества или предъявят неприемлемые условия. И что, мы будем своих воробьёв выращивать? У нас, конечно, есть селекционная работа, но вещи же надо называть своими именами. При всём уважении к нашим селекционерам, конкурентных кроссов у нас нет. Поэтому в России надо обязательно развивать родительские и прародительские стада птицы, без этого мы получим новые большие риски для отрасли. Надо создавать и восстанавливать племрепродукторы первого порядка и их развивать, это обеспечит нам задел на пять-шесть лет, и если не первые, то хотя бы вторые линии должны быть в стране. Конечно, политкорректность велит сказать: это право правительства — давать или не давать деньги. Но вопрос даже не в деньгах, а в определении отраслевых приоритетов. Вот здесь, в этом направлении птицеводства, поддержка государства просто необходима. Причём долгосрочная, потому что в этом виде бизнеса результата и отдачи приходится ждать существенно дольше, порядка 8–10 лет.
— Кого крупные птицеводческие компании сейчас считают своими друзьями и врагами на уровне государства при продвижении своих инициатив?
— Не думаю, что для какой-то из компаний вопрос стоит таким образом. Есть решения здравые, благоприятные для отрасли, есть здравые и понятные, но неблагоприятные, есть, конечно, и странные. Без лести: сейчас у нас одно из самых компетентных правительств в понимании того, что такое целеполагание. Вопрос может быть в другом: насколько чётко исполнение? Поэтому нужно подходить по принципу челночной дипломатии. Решать, а не замалчивать возникающие вопросы, доводить свою позицию и мнение, сообщать об отклонениях от курса. Нужны грамотность, погружённость в тему и экономическая нацеленность — я думаю, к отрасли надо подходить с этих позиций. Не только к нашей — к любой.
